полноценной, поддерживаемой налогоплательщиками национальной системы страхования, подобной той, что существует в Канаде и многих странах Западной Европы. Вместо этого он и его советники разработали программу, известную под названием Obamacare, которая основывалась на принципах свободного рынка и обязывала граждан приобретать частную медицинскую страховку (в ее основу легли идеи, впервые разработанные правым фондом Heritage Foundation и впервые реализованные губернатором-республиканцем Миттом Ромни в штате Массачусетс). Как технократическое исправление серьезных недостатков существующей американской системы здравоохранения, Obamacare в действительности работала достаточно хорошо. Она позволила сократить долю взрослых американцев в возрасте до 65 лет, не имеющих медицинской страховки, с 22,3% в 2009 году до 12,4% к 2016 году. Однако она быстро натолкнулась на массовую политическую оппозицию. Правые популисты, стремящиеся дискредитировать Обаму и нанести ему поражение, ухватились за эту идею как за классический пример "элиты", высокомерных экспертов, навязывающих абстрактные, нерабочие и вредные идеи ничего не подозревающему населению. Ошибочный дебют системы и широко распространенное мнение о том, что американское правительство лишает граждан свободы выбора в вопросах здравоохранения, только усилили эту реакцию, что послужило толчком к масштабному отречению от демократов Обамы на промежуточных выборах 2010 года. В конечном итоге это также способствовало популистской волне, которая привела к власти Дональда Трампа в 2016 году. Однако опора Obamacare на механизмы свободного рынка, необходимость оплачивать высокие вычеты и дико меняющиеся, непредсказуемые цены, а также само представление реформы как "твика" привели к тому, что демократам было очень трудно обеспечить ее активную политическую поддержку. Ярые молодые добровольцы, которые в 2016 и 2020 годах агитировали за социалиста Берни Сандерса, во многом вдохновленные его призывом "Medicare for All", никогда не выходили на марши за Obamacare.
Заключение
Стивен Пинкер по понятным причинам привлек к своим книгам большую и восторженную аудиторию. Его книги увлекательны, забавны и провокационно контр-интуитивны. Не менее известный человек, чем Билл Гейтс, назвал "Просвещение сейчас" "моей новой любимой книгой всех времен". Но наличие большой и благодарной читательской аудитории не означает, что столь же большая часть читателей поддерживает видение Пинкером технократического неолиберализма. Читатели ценят прозу книги, утешаются ее обнадеживающим посланием о прогрессе человечества (или, по крайней мере, утешались им до весны 2020 г.), а также в некоторых случаях, вероятно, получают удовольствие от ее язвительных, заведомых нападок на интеллектуалов, особенно левых гуманистов. Гораздо сложнее выявить противоречия, ограничения и потенциально злонамеренные побочные эффекты технократического неолиберализма.
Но противоречия, ограничения и побочные эффекты налицо. И технократия, и неолиберализм, не будучи несовместимыми с демократическими системами правления, тем не менее, имеют общую черту - подозрение в отношении реальной демократической политики, определяемой как процесс, в ходе которого совокупность равноправных граждан может обсуждать и коллективно разрабатывать меры по достижению общего блага. Неолиберализм, как уже отмечалось, построен на вере в то, что широкий спектр социальных и экономических вопросов лучше регулируется безличными, автономными, самоорганизующимися механизмами свободного рынка, чем подобными демократическими процедурами. Технократия строится на вере в то, что большинство граждан просто не обладают достаточными образовательными или аналитическими способностями, чтобы сделать разумный, осознанный выбор по многим важнейшим вопросам, стоящим перед сверхсложными современными обществами.
Однако на практике ни неолиберализм, ни технократия не оказались столь стабильными и функциональными, как на то рассчитывали их сторонники. Огромное неравенство, порожденное современной неолиберальной экономикой, имеет последствия, выходящие далеко за рамки простого денежного дисбаланса. Миллионы людей оказались на нестабильной работе, во власти алгоритмов своих работодателей, не имея возможности улучшить свое положение. А огромное политическое влияние, которое так легко следует за огромным богатством, толкает общество в сторону олигархии. Технократия же склонна к окаменению, к оцеплению экспертов от остального населения до такой степени, что они оказываются запертыми в своих собственных эхо-камерах, глухими к проблемам широкой публики, которую они считают невежественной и иррациональной. В обоих случаях основная масса населения начинает чувствовать себя бессильной, разочарованной, обиженной, озлобленной. Это рецепт опасной популистской реакции, которая и последовала в стране за страной с середины второго десятилетия века. Деполитизация", сопровождающая технократический неолиберализм, на практике привела к злобной и опасной реполитизации. В США эта реполитизация настолько сильно проявилась в первые месяцы пандемии 2020 г., что даже такие элементарные, не вызывающие сомнений вопросы науки и здравоохранения, как способность защитных масок замедлять развитие опасной вирусной инфекции, стали политизированными.
Современным сложным обществам необходимы свободные рынки и очень высокий уровень технической экспертизы. Но мы должны признать, что рядовые граждане, какими бы несовершенными ни были их знания и способности к рассуждению, должны иметь право голоса - равного голоса - в определении природы общего блага и в выборе наилучшего общего способа его достижения. Необходимо также признать, что само общее благо не может быть определено алгоритмом или электронной таблицей. Благополучие человека включает в себя множество различных возможных элементов. Общее благо определяется размышлениями о моральных ценностях, об истории, об опыте. Поэзия может помочь лучше, чем калькулятор. Прежде всего, важно помнить, что без свободы реально управлять собой - без политики - обычные люди не всегда будут мирно и спокойно подчиняться диктату рынка или предписаниям экспертов (или даже их "подталкиваниям"). В разочаровании они обратятся к демагогам. И, как считает Стивен Пинкер, общество не будет двигаться к Просвещению, а вернется к слишком знакомому мраку.
Глава 6. Стивен Пинкер, Норберт Элиас и Цивилизационный процесс
Филипп Дуайер и Элизабет Робертс-Педерсен
Книга "Лучшие ангелы нашей природы" пронизана неоправданным, по мнению многих, оптимизмом в отношении будущего. Одним из многих "поводов для радости", по мнению Пинкера, является то, что, вопреки ужасам ночных выпусков новостей, мы ходим по улицам в большей безопасности, чем когда-либо прежде. Хотя это не первый случай, когда Пинкер утверждает, что в современных обществах наблюдается устойчивое и значительное снижение уровня насилия, в книге "Лучшие ангелы нашей природы" он приводит обширные, хотя и спорные статистические данные, утверждая, что с XVI века в Западной Европе произошло "десятикратное - пятидесятикратное" снижение уровня убийств. 1. На мысль о нисходящих тенденциях его, по-видимому, натолкнул график снижения числа убийств в Англии, рассчитанный Робертом Тедом Гурром в 1981 г. и являвшийся частью более широкой деятельности исторических криминологов по количественному определению долгосрочных закономерностей в межличностном насилии. Именно эти данные, пишет Пинкер, убедили его в том, что существует "недооцененная история , которая ждет своего часа". При этом "Лучшие ангелы нашей природы" во многом опирается на работы немецкого социолога Норберта Элиаса и его теорию "цивилизационного процесса", впервые изложенную в одноименной книге, опубликованной в 1939 году.
Согласно этой теории, все большее овладение
