как только первые всадники миновали границу лагеря. И свое «знамя» Белик был вынужден двинуть вперед — чтобы все норманны могли видеть в голове колонны гордо развевающийся штандарт с красным львом Апулии на золотом полотнище!
— Бог нам прибежище и сила, скорый помощник в бедах…
Кто-то из крестоносцев затянул церковный гимн — и к изумлению капитана его подхватили вначале десятки, а после и сотни голосов! А осмотревшись по сторонам, Даниил Витальевич с легкой оторопью разглядел в глазах своих соратников быстро разгорающиеся фанатичные огоньки…
Признаться, до недавнего времени норманны казались Белику всего лишь разбойным сбродом, отправившимся сражаться с сарацинами с целью пограбить — и если повезет, осесть на доброй землице. Но теперь, смотря на отрешенные, резко посерьезневшие лица окружающих его рыцарей, до недавнего времени не уличенных им в каком-то особенном благочестии или набожности, Даниил впервые осознал, что воинов первого крестового похода вела на восток не только алчность и буйный нрав…
Но если вдуматься — не обремененные каким-то особым образованием, жители средневековья были гораздо ближе к природе, чем современники Белика из двадцать первого века, благодаря чему мистика была частью их жизни. Ведь достаточно заночевать одну ночь в лесу, под открытым небом, вслушиваясь в голоса ночных птиц и шелест листы над головой, побеспокоенной ветром, вглядываясь в неясные ночные тени… Слыша скрип деревьев да хруст веток под лапками юрких, небольших зверьков, невидимых человеческому глазу — одних только этих впечатлений будет вполне достаточно, чтобы проникнуться мистическим духом средневековья, иначе взглянуть на сказки о леших или русалках!
Впрочем, в одиннадцатом веке все эти «дедовские байки» воспринимались вовсе не как сказки…
В свою очередь христианская вера, принятая воинственными франками, лангобардами, норманнами, валлонами и прочими скандинавскими и германскими племенами, хоть и коренным образом изменила их образ мысли, но не сумела стать единым духовным стержнем, основой их мировоззрения. Десять заповедей нарушались с пугающей легкостью, а страсть к насилию была столь же сильной, как и во времена покорения Западной Римской империи… Но при этом в людях поселился страх перед Господом, стрех перед Божьим судом — и неотвратимой карой за совершенные ими грехи.
Да, пожалуй что поселился именно страх — а не любовь к Тому, кто через Крестные Страдания искупил первородный грех и кровью Своей смыл человеческие грехи. К Тому, Кто пошел на смерть ради спасения людей и их вечной жизни — включая и живших до Него, и родившихся после…
Прожить жизнь с истинно христианской любовью к ближним, помогая им, не переступая заповедей, оказалось под силу лишь некоторому числу подвижников и людей, сумевших отказаться от мирской суеты. Большинство их искали исцеления души и защиты от страстей бренного мира за монастырскими стенами… Но когда папа Урбан обратился со своей красноречивой, убедительной и пламенной речью в Клермоне к окружающим его христианам, среди которых нашлись и высокородные, могущественные феодалы, он дал ВСЕМ им уникальный духовный стимул! Отправься в крестовый поход, освободи Иерусалим от сарацин, соверши этот подвиг не ради славы и богатства — и тогда Господь примет твою ратную службу за истинное покаяние, даруя спасение!
И как ни странно это было принять самому Белику, но люди зажглись этой идеей, зажглись всерьез, включая многих феодалов — к примеру, того же Раймунда Тулузского, присутствовавшего на Клермонском соборе… Впрочем, как всегда, народ понял слова папы Урбана по-своему — и путь крестоносных армий отметился многочисленными грабежами и убийствами. Да, они были связаны в том числе и с логистическими проблемами движения европейских ратей по сопредельным территориям — ибо местное население не спешило снабжать крестоносцев продуктами. Но ведь никто и не готовил запасы провизии с расчетом на то, что они будут продавать их рыцарям! На дворе средневековье — и при недостатке запасов заготовленной на зиму еды простым крестьянам запросто грозит голодная смерть… Однако тут важно понять главное — крестоносцы шли на эти преступления осознанно, считая, что и эти сопутствующие грехи будут прощены, коли они сумеют добиться первоочередной цели и освободят Иерусалим. А умершие от голода после грабежа крестьяне?
Да что значат их жизни, когда славных воинов ведет такая цель⁈
Впрочем, сегодня крестоносцам предстоит сражаться не с крестьянами, отчаянно защищающими запасы заготовленной на зиму провизии — залоге выживания их семей, включая малых деток… Нет, теперь им предстоит встреча с настоящим врагом, с истинным врагом — сарацинами-мусульманами, захватившими Гроб Господень и многие другие христианские святыни! А раз так, то и сражение с ними — Богоугодное дело, и все христиане, павшие на поле боя, тотчас обретут Царствие Небесное! А кто выживет — тот сделает большой шаг к своей цели, к свершению подвига и последующего за ним спасения!
И что более всего поразило Белика, наконец-то осознавшего мотивы крестоносцев — что подчиненные ему норманны, потомки буйных викингов, не так давно принявшие христианство, безоговорочно в это верят…
Когда за оконечностью крепостной стены показалось поле боя между провансальцами Раймунда Тулузского и сельджуками Кылыч-Арслана, капитан мало что сумел различить. Нагромождение знамен над головами сражающихся, спины франкских крестоносцев, уверенно сдерживающих сарацин по фронту — и конных турецких лучников, уже охватывающих воинов графа Тулузы на флангах…
Пожалуй, самая логичная цель для удара норманнских рыцарей!
— Сближаемся шагом! Подходим вплотную, прикрывая коней щитами! Атакуем по моему сигналу!
Конечно, крик Белика вряд ли услышали в задних рядах всадников — но его слова передали по «знаменам», в чем Даниил Витальевич был однозначно уверен. Это уже во время сечи мало кто будет способен что слышать и воспринимать, но сейчас люди ожидаемо собраны перед боем. К тому же норманны наверняка ожидали какого-то напутственного слова от своего вождя…
Судя по гулкому, протяжному реву боевого рога, раздавшегося со стороны турецких конных лучников, враг заметил неспешно приближающееся подкрепление крестоносцев. И следуя на легконогих и невысоких, выносливых степных кобылах, сельджукские стрелки без страха устремились навстречу рыцарям! Пусть вокруг и не «степь широкая», но пространства для маневра между холмистой грядой и городскими стенами Никеи достаточно, чтобы турки могли сблизиться с крестоносцами, а после отступить…
Так что уже вскоре вражеские стрелы раздраженными шмелями загудели в воздухе, падая у самых копыт скакунов следующих впереди всадников.
— Щиты! Прикройте ими коней! Идем шагом!!!
Сам Белик также поднял над головой миндалевидный щит и наклонил его вперед острым концом, подавшись в седле к холке жеребца — так, чтобы широкий верх щита прикрывал грудь и голову наездника, а низ, словно наголовье, лошадиную голову. При этом поводья Даниил Витальевич накинул на левую руку, а правой перехватил витой турий рог… И парой секунд спустя первая сарацинская стрела уже ударила по
