Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 32
исчезнут, даже не вспомнятся. Выходные, словно, не идут и даже не проходят — они уже прошли. На протяжении двух дней тянется беспощадное ожидание, одёргивая несчастный разум, пытающийся хоть немного забыться.
***
И вот, как раз, в один из таких выходных, когда Афоня был в магазине, его рука соскользнула. В тележке с продуктами, помимо хлеба и колбасы, оказалась бутылка водки. Он пришёл домой и стал пить.
О, как же сильно она сгустила мрак в голове. Теперь спасения не было даже в алкоголе. Он, словно, принял лекарство и обнаружил, что симптомы болезни не исчезли, а обострились. Водка так ему опротивела: этот вкус, этот запах, эти толчки опьянения в голову. Афоня швырнул бутылку в стену — по кухне разлетелись осколки.
Снова попался на это лживое чувство. Будто туман в голове сделает легче. Будто тот мир, мир вещества, лучше и радостнее этого. Будто там нет печалей и тревог. Но ведь эта жгучая пустота остаётся, и ты остаёшься. Боль просто видится немного хуже, но вот она, по-прежнему перед глазами. А на следующее утро, когда ещё и похмелье делает всё в несколько раз острее, кажется, что туман действительно помогал. И замкнутый круг поедает тебя с головой. Ты своё плохо превращаешь во что-то худшее и, возвращаясь от сильной боли к обычной, создаёшь иллюзию облегчения. Бьёшь по стене головой, когда болит нога. Ненавидишь и обычное состояние, и состояние опьянения, но продолжаешь раскачивать качели, чтобы смутно ощущать избавление от собою же созданного ада. И ни во что уже не веришь, заживо сгорая в собственной печали. С каждым глотком приближая к смерти ненавистную жизнь.
***
Но жизнь продолжается. Снова работа, снова дом, снова давка в автобусе. В прошлом ведь тоже не было никакого смысла, так зачем притворяться, что раньше было лучше. Было лишь предчувствие. Мол, ещё чуть-чуть и наступит счастье, во всём. Говорил себе: вот сделаю, пройдёт время, наступит день, совсем немного и, наконец, будет хорошо. Только это «потом» никогда не наступало. Лучшим было предчувствие, но и оно было призрачным. Жизнь всегда закидывала приманку, чтобы ты продолжал стараться, надеяться. Может, никто, на самом деле, не счастлив. А те, кто ходят с довольными лицами, просто думают, что вот-вот поймают удачу за хвост. А что делать, если уже точно знаешь, что нет? Терпеть? Забыться? Продолжать?
Кроме смерти, кажется, выхода нет. Но есть какой-то клапан в мозгу, инстинкт, который не то чтобы запрещает, скорее, вечно откладывает, навевает страха. Как вообще можно жить в мире, где единственным выходом кажется самоубийство, на которое попросту не хватает духу?
***
Курилка, магазин, диван. Приветствия за руку, работа, обед. Новости по телевизору, оплата коммуналки, зарплата. Афоня лишился своего места. Дом не был домом, знакомые не были друзьями. Один, на съёмной квартире, он до конца не мог привыкнуть даже к кровати. Всё было чужим. Ощущал себя так, словно проживает не свою жизнь. Но он не знал, какая теперь его. Сколько бы их не прожил — всюду был лишним.
Смотрел в зеркало и не узнавал себя. Даже тело, казалось, ему не принадлежало. Всё вокруг было иллюзорным, не верилось ни в одно прикосновение, ни в один предмет. Может, он лишь сон или чья-то игрушка. Душа, случайно попавшая не в тот мир. А какой был тот? Может, его душа самая одинокая во вселенной. Она всегда плыла в пустоту среди чёрного холодного космоса. Нет, он не чувствовал себя чужим. Он постепенно переставал чувствовать что-либо вообще. Был лишь сгустком энергии, бесцельно переходящей из действия в действие, попусту рассеивающейся в пространстве.
***
Единственным приятным был момент между окончанием работы и приходом домой. Появлялось какое-то обманчивое предчувствие счастья, улица становилась красивее, спадала рабочая усталость.
А затем пустота. Одинокая мрачная квартира, словно, забирала силы. Афоня садился на стул, в коридоре, и просто сидел. Одетый, потный, усталый. Не находилось мотивации даже встать и раздеться. Пропадало всякое желание, к чему бы то ни было. Ни есть, ни думать, ни шевелиться. Иногда казалось, что это дома плохо, что на улице снова станет легко и хорошо. Но выбравшись на улицу, он сознавал, что идти некуда, не к кому, незачем. Насилу тащился пару кварталов, возвращался. Или садился на какую-нибудь скамейку и сидел так же беспомощно и обессилено, как и в коридоре, на стуле. Смотрел на прохожих или просто под ноги, внимательно разглядывал трещины на асфальте. И только когда уже очень хотелось есть и спать, приходилось идти домой. Лежать иногда по пол-ночи, ожидая момента, когда тело, наконец, отключится. Погружаться в безумные беспощадные сны.
***
Афоня всё глубже уходил в себя, в свои воспоминания. Юность, взросление, раннее детство, первые урывки сознания. Дворы, дороги, старая квартира, где он жил с родителями. Всё представлялось в сумраке — ночью, вечером. Совершенно опустелое, грустное, тоскливое. Одинокий мрачный двор, на окраине, где никого нет, только большая ива тихо шелестит листьями. Темная дорога, он на остановке, ждёт автобуса. Но автобус то ли задерживается, то ли совсем перестал ходить. И как он идёт маленький, откуда-то из гостей. Идёт, наверное, с родителями. Их лиц он не помнит. Видит перед глазами только тёмные силуэты и жёлтые фонари, едва освещающие дорогу.
Почему-то эти фрагменты всё кружились в сознании. Он представлял, что вернулся туда, бродит по этим одиноким мрачным местам. Без цели, без смысла. На их фоне окружающая реальность теряла краски. Не становилась светлее, оставалась такой же невыносимо печальной, но более тусклой. Словно не пригодной даже для страданий. Становилось тошно, но не было сил выйти из вязкого гипноза детской ностальгии. Он бродил по закоулкам сознания, пока не уснёт и не потеряет нить своей мысли. Растворялся в тысячах других не менее безрадостных вещей.
***
В какой-то момент Афоня почти перестал есть. Не то чтоб совсем, он ел очень мало. Во-первых, не было аппетита, во-вторых, сил и желания готовить. Ел, только когда уже стонал и болел желудок. Ел только то, что могло приготовиться в кипятке, желательно в течение пары минут. Крупы, лапшу, супы, пюре — всё быстрого приготовления. Пил в основном воду, так было проще. Да к тому же, ни чая, ни кофе не хотелось. Как ни странно, не хотелось даже умирать. Покончить с собой, казалось, слишком долго и сложно. Организм окончательно выходил на звериные инстинкты. Хотелось, чтобы мышцы не болели и живот не урчал, и снова ничего не хотелось до следующих усталости и голода.
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 32
