Гейбриел просто вынужден был скрыть тот факт, что почувствовал флюиды жестокости, исходившие от дверной ручки. Детектив посчитал бы его сумасшедшим. В любом случае ощущения не могли послужить уликами. Какими бы сильными они ни были, они могли принадлежать любому человеку, который входил в кабинет, помышляя об убийстве.
Гейбриел взглянул на Венецию.
– Ты сказала, что вечером пошла за Бертоном, потому что хотела выяснить, действительно ли это он посылал тебе эти гнусные снимки?
– Да.
– Как ты думаешь, почему он это делал?
Венеция вздохнула.
– Думаю, он мне завидовал.
– Завидовал твоему успеху?
– Это единственный мотив, который приходит мне на ум. – Венеция сделала глоток бренди. – Мистер Бертон отличался скверным характером. Как фотограф, он так и не получил должного признания. Это весьма конкурентная профессия, знаете ли.
– В самом деле, сегодня вечером у меня сложилось именно такое впечатление.
– Умение делать хорошие снимки – это лишь малая толика того, что необходимо для привлечения респектабельных клиентов. Люди из общества очень непостоянны в своих пристрастиях. Чтобы добиться успеха, фотограф должен иметь безупречный стиль и буквально источать уверенность в собственной значимости. Он должен вести себя так, словно занимается фотографией из любви к искусству, а не ради денег.
– Осмелюсь предположить, – заметил Гейбриел, – Бертону такое поведение было несвойственно.
– Ты прав.
– Но ведь есть множество других фотографов. Они также пользуются большим успехом. Почему Бертон решил выместить свою злость на тебе?
– Наверное, потому что я женщина, – тихо проговорила Венеция. – Ему очень не нравилось, что другие мужчины его обошли, а когда на сцене появилась женщина, да еще сразу же завоевала симпатии публики, он пришел в ярость. Пару раз он сталкивался со мной на разных мероприятиях и намекал, что это не женская профессия.
– Когда тебе стали приходить гнусные снимки?
– Первый подкинули мне иод дверь в начале недели, второй пришел через пару дней. Я сразу заподозрила Бертона. Я знала, что сегодня вечером он будет на выставке, и хотела потребовать от него объяснений. – Венеция закрыла глаза и потерла виски. – А теперь я не знаю, что и думать. Скорее всего у него были какие-то темные делишки с человеком, который убил его.
Гейбриел протянул ноги к камину.
– Есть у тебя какие-нибудь соображения относительно личности убийцы?
Венеция открыла глаза и скорчила гримасу от недоумения.
– Кроме самой себя, что ли? Могу сказать только, что Бертон не слыл всеобщим любимцем. Это был хитрый, беспринципный махинатор. Обычно он вращался среди отбросов фотографического общества. Держал небольшую галерею в одном из бедных районов города, но чем он зарабатывал на жизнь, я не знаю.
Гейбриел продолжал поигрывать бокалом.
– Я хочу посмотреть фотографии, которые он тебе прислал.
– Они лежат у меня в нижнем ящике стола. Сейчас достану.
Венеция отставила бокал с бренди, поднялась и прошла но мягкому ковру к столу, затем достала маленький ключик из отделанного кружевом бархатного мешочка, висевшего у нее на поясе. Открыв ящик, она извлекла оттуда две фотографии. Не говоря ни слова, Венеция вернулась в кресло и протянула ему один из снимков.
Гейбриел несколько мгновений подержал фотографию лицом вниз, прислушиваясь к некоему шестому чувству. Неожиданно он ощутил отголоски ярости и гнева. Скорее всего их вызвала Венеция. От самих же снимков веяло холодным спокойствием, за которым явно скрывалось нечто похожее на яростную одержимость. На сей раз Гейбриел был уверен, что это все исходило от того человека, который подбросил ей фотографии.
Перевернув фотографию, он стал рассматривать ее в пламени свечи.
– Этот снимок пришел первым? – осведомился он.
– Да.
На первый взгляд снимок выглядел вполне безобидно, хотя и довольно странно. На нем был изображен траурный кортеж, впереди которого находился черный катафалк, запряженный черными лошадьми. Процессия стояла у кованых ворот кладбища. Между прутьями решетки виднелись памятники, склепы и могильные камни.
И только присмотревшись внимательно, можно было заметить в углу фигуру женщины, облаченной в модное черное платье и черную широкополую шляпу.
У Гейбриела сжался желудок.
– Это ты? – тихо спросил он.
– Да. Это кладбище находится неподалеку от моего дома. Я прохожу мимо него каждый день по дороге в галерею. – Она протянула ему вторую фотографию.
Взяв снимок, Гейбриел снова помедлил, пытаясь уловить невидимые глазу флюиды. Он вновь ощутил остатки гнева и раздражения Венеции, но к ним прибавилось и кое-что еще.
Страх!
А под всем этим угадывалась знакомая по первому снимку яростная одержимость.
Он перевернул фотографию. На ней было изображено изысканное надгробие. Сначала Гейбриел не понял, в чем суть, а потом прочитал имя на камне и весь похолодел от ужаса.
– «Светлая память Венеции Джонс», – произнес он вслух.
Венеция поморщилась.
– Вот, смотри, до каких вершин способен дойти талантливый ретушер. Когда я получила этот снимок, мы с Амелией специально пошли на кладбище посмотреть, есть ли там такое надгробие.
– И что вы обнаружили?
– Оно существует, – Венеция помедлила, – только на нем начертано имя Роберта Адамсона.
– А этот Бертон… форменный сукин сын!
Венеция сделала еще глоток бренди.
– Полностью разделяю твое мнение.
Гейбриел снова взглянул на первую фотографию.
– Это тоже ретушь?
– Нет. Как-то я проходила мимо кладбища, возвращалась с прогулки по парку. Я как раз поравнялась с воротами, когда подъехала похоронная процессия. – Она помедлила. – Может быть, у меня паранойя, но мне кажется, последнее время Бертон меня преследовал.
Гейбриел положил фотографии на стол.
– Уверена, что он автор?
Венеция бросила взгляд на снимки.
– Настолько, насколько это возможно ввиду отсутствия прямых доказательств. Это похоже на его стиль и композицию. Бертон был талантливым фотографом и ретушером. Я мидела кое-что из его работ. У него была особая склонность к архитектурной съемке. Первая фотография, с похоронным кортежем, явно была сделана спонтанно. По одному только этому снимку трудно распознать почерк автора. Но вот второй снимок был выполнен с особой тщательностью.
Гейбриел посмотрел на снимок с надгробным камнем.
– Я понял, о чем ты. Памятник снят под необычным углом.
– Молния также смотрится очень эффектно, и это в стиле Бертона. Что касается надписи, то, как я говорила, Бертон талантливый ретушер. – Венеция покачала головой. – Думаю, он хотел не только произвести на меня впечатление, но и одновременно напугать. Он хотел доказать, что умеет обращаться с камерой лучше, чем я.
