Приходилось напрягать память, иначе физкультура. Отжимания от пола, еще полбеды, а вот подтягивания на вмурованном в стену куске рельса, та еще задачка для малолетнего пацана — попробуй зацепись руками. А истопник-садюга подсадит, чтобы ухватился и сидит в своем кресле «Приму» смолит, да на мои усилия по подтягиванию поглядывает, к тому же комментирует обидно, мол сосиска немощная. Короче, кому веселуха по полной, кому адовы муки. Стоит отметить, что со временем у меня получалось запоминать предметы все лучше и лучше. Дошло до того, что за краткое мгновение на сетчатке глаза успевало сформироваться четкое изображение увиденного. Как результат, наши экзерсисы все чаще и чаще заканчивались поеданием мной конфет.
Потом настал черед книг. Передо мной на короткое время открывалась страничка с текстом, далее томик захлопывался. Зажмуриваю глаза и начинаю воспроизводить текст сначала перед внутренним взором, затем вслух.
Эти занятия с нашим истопником, вне всякого сомнения, пошли мне на пользу в постижении школьной учебной программы. Учителя меня хвалили и советовали по окончании средней школы поступать в институт. Но я не захотел. После трагической смерти от некачественного алкоголя моего друга и наставника Ильи Борисовича Ананьева оставаться в стенах интерната не очень хотелось и после восьмого класса я слинял в ПТУ.
Впрочем, вернемся к моим тренировкам с истопником Ананьевым. Выработкой у воспитанника фотографической памяти этот Макаренко не ограничился.
— Тебе, Илюха, нужно ощущение пространства. — как-то сказал Илья Боорисович.
Для этого он притащил из ближайшего оврага жирнющей глины и заставил своего ученика лепить из нее шарики диаметром пару сантиметров. Эх, знать бы заранее, для чего я их леплю в столь массовых количествах! После сушки и обжига истопник завязал мне глаза, поставил лицом к стенке и принялся кидаться в меня шариками. Зашибись, как «приятно», когда в тебя прилетает кусок обожжённой глины. А мучитель на все мои протесты лишь приговаривает:
— Не спи, паря, развивай чуйку. На то у тебя не только зрение, но и куча других органов восприятия.
Поначалу я не понимал, чего именно добивается от меня учитель. Однако постепенно до моего сознания дошло, что всякое действие в этом мире тем или иным образом оставляет след в виде звука, запаха, касания или еще какого эффекта. То есть, как бы ни старался Илья Борисович сделать всё по-тихому, взмах его руки во время броска я довольно быстро научился вычленять из множества других звуков, а также слышать полет снаряда и понимать, куда он нацелен. Так или иначе, через год я свободно избегал попаданий в мою тушку любых брошенных человеческой рукой предметов с расстояния от пяти метров и дальше. Также научился чувствовать чужое присутствие в закрытых помещениях при выключенном освещении, иже с этим проявляемый ко мне интерес со стороны других людей на открытых пространствах.
Вдобавок из меня сделали амбидекстра. Для этого во время моего пребывания в котельной истопник привязывал мою правую руку к телу, левой заставлял совершать различные действия. Например, написать нежное письмо моей несуществующей матушке, картошку почистить, очередных шариков из глины налепить, ну и так далее в том же духе. Вскоре левой рукой я владел не хуже чем правой.
К картам мы перешли после того, как мне исполнилось десять лет. Сначала мне было продемонстрировано несколько фокусов, которые требовалось повторить. Далее все сложнее и сложнее. В какой-то момент я понял, что знаю правила практически всех азартных карточных игр, также влет запоминаю какой карте принадлежит та или иная рубашка, а еще их расположение в колоде, и при необходимости во время сдачи могу незаметно передернуть колоду таким образом, чтобы расклад лег наиболее благоприятным для меня образом.
Помимо карт мы с наставником частенько играли в шахматы, шашки, а также в старинную китайскую игру го на доске с сеткой девятнадцать на девятнадцать линий. Весьма продвинутым в плане разного рода игр оказался Илья Борисович. За годы нашего тесного общения наставник сумел многому меня научить. Все это впоследствии здорово помогло Илюхе Мурашкину крепко стать на ноги, не прилагая для этого титанических усилий.
Мои мысли о прошлой жизни были прерваны легким стуком в дверь купе.
— Войдите!
Дверь отъехала в сторону и нарисовавшийся на пороге пожилой усатый проводник в фирменном кителе уведомил хрипловато-осипшим голосом:
— Доброго утречка, ваш высокбродь! Через час в Москве будем. Чайку не желаете-с?
На что я достал из кармана штанов кошелек и наградил мужчину рублем. Заслужил. Чай приносил по первому требованию, на заварке и сахаре не экономил и вообще, человек хороший, а у меня настроение преотличное. Отчего бы не поднять его кому-нибудь еще?
— И вам доброе утро! Спасибо, отец, чаю не нужно. Позавтракаю на вокзале по прибытии.
— Премного благодарен, ваш высокбродь, — принимая подношение, поклонился мужчина. — Ежели чего надумаете, дык я у себя.
— Хорошо, буду иметь в виду.
И вновь КПП головного ВУЗа Мажеского корпуса. Служивые, едва завидев неброский крестик на моей груди вытянулись в струнку и взяли под козырек, даже пропуск не потребовали. Думаете, обычное российское раздолбайство, основанное на исконной доверчивости русского человека? Ан нет. Здесь вам не там, и незаслуженную награду кто угодно на грудь не повесит, чревато, понимаете ли, пожизненной отработкой, например, по добыче бивней мамонтов, на островах моря Лаптевых, которое в этой реальности именуют Студеным, ну еще могут отправить золотишко добывать в речке Юкон или на далеком Австралийском континенте. Золото, оно ведь имеет специфическое свойство попадаться там, где либо чересчур холодно, либо невыносимо жарко. Во всяком случае, в Подмосковье или Воронежской губернии его отродясь не бывало. Так что если какая медалька или орденок украшает грудь гражданина Российской Империи, можно не сомневаться, награда вполне заслуженная.
Первым делом направился в учебную часть второго курса. На сей раз в кресле куратора восседал не милейший и душевнейший Иосиф Михайлович Розенфельд, а неизвестная мне дама, на вид весьма серьезная.
— Студент второго курса факультета Артефакторики Зубов Владимир Прохорович прибыл для прохождения дальнейшего обучения! — По военному отчеканил я.
— Екатерина Васильевна Яровая, магистр правоведения и младший магистр ментальной магии, — не отрывая взгляда от какой-то бумаженции на автомате представилась женщина. — Буду курировать второй курс. Помимо меня этим будут заниматься кураторы факультетов. — Наконец, дочитав содержимое документа, она подняла глаза на меня. Красивые, кстати, глазищи, и если бы не наносная суровость, Екатерина Васильевна была бы еще той очаровашкой. Пару минут, она пялилась на меня, как тот пресловутый баран на новые ворота, затем выругалась так, что у любого армейского унтера уши бы в трубочку завернулись. После чего выскочила пулей из своего
