но Вивьен стеснялась.
Сторожка Анук стояла не у входа и даже не на окраине кладбища, как это обычно бывает — она стояла в самом центре.
— Округ Чёрного замка четыре погоста — по сторонам света, — пояснила Анук, подкладывая девушке земляничного варенья к горячим, пышным лепёшкам. — В самом центре каждого у меня по сторожке.
— Зачем так много? И как во всех четырёх жить? — удивилась девушка.
Белый кот сидит у Вивьен на коленях — мурчит, синим глазом на крысц посматривает — Маки спит в капюшоне, не обращая на зверя никакого внимания. Чёрный кот сидит у адептки под стулом — мурчит. Вивьен и сама мурчит — так ей вкусно, так хорошо у Анук! Жаль нельзя ей здесь остаться. Правда — ей уж точно жаловаться не стоит, ей повезло невероятно — маленькая, отдельная комнатка под самой крышей. Повезло так повезло — спасибо черепу Ктукка и Хризи. Спросить у Анук, кто такой Ктукк? Но был ещё один вопрос, который хотелось задать…
— Как их зовут? — Вивьен погладила огромного, белоснежного кота за ухом — сторожка от мурчания заходила ходуном.
— Свет и Тьма, — Анук улыбнулась. — Как видишь дочка, я особо над этим не мучилась. Они и есть Свет и Тьма — как ты их не назови. Хорошие ребята. Не проказят. Не ссорятся. Кладбища вон со мной стерегут. Свет у тебя на коленях — Тьма под стулом, на котором сидишь. Запомни, Вивьен — в каждом маге есть светлая и тёмная сторона. Светлую всегда напоказ выставляют, тёмную прячут. Маг и сам боится своей тёмной стороны — чем больше боится, тем меньше контролирует. А того допускать нельзя! Её принять надо, тёмную свою сторону. Принять и держать в узде.
Вивьен сидела и слушала. Слушала мудрые слова Анук, слушала, как мурчат коты. Как пахнут под полом засушенные травы, булькает на спиртовке отвар, не дышит мёртвый не одно тысячелетие Маки, уютно свернувшись в капюшоне. Она слушала всё это и чувствовала внутри себя всё — Жизнь и Смерть, Свет и Тьму, но главное — она чувствовала Любовь. К Жизни, Свету, к Смерти и Тьме. И всё это она любила, осознавала и принимала внутри себя. Всё в равной степени, одинаково сильно, и такое было ощущение, что она вовсе не сидит на стуле в сторожке Анук — а висит в чёрном звёздном небе — где-то в самом центре мироздания, а вокруг неё летают драконы и плавают киты…
— Правильно, Вивьен, — улыбнулась Анук. — Всё правильно. На вот. Возьми ещё, девочка.
Вивьен удивлялась — сколько же в неё может влезть? Сколько порций лепёшек с вареньем она уже умяла, сколько кружек выпила? Едва прибежала к Анук за Светом и Тьмой — почувствовала, как хочет есть. От дрожи в коленях, головокружения и лихорадки не осталось и следа! Отвар Анук её просто воскресил.
— Я лопну, — пожаловалась она Анук. — Но остановиться не могу. Такое варенье вкусное!
— Ешь, ешь. Тебе силы нужны. Где-то ты их, дочка потратила почти все. Пока я этого понять не могу, ну да ты мне ещё не всё рассказала. А варенье… Ещё бы. То кладбищенская земляника — слаще её нет, это всем известно. Одна Ведьма даже песнь сложила. Про землянику эту. Так и пела — «слаще её нет». Они ж блаженные, менестрели эти. Ходят по мирам с скрытой магией, песни свои поют — чтоб просыпалась она хоть иногда — давала живущим силы. А того они не знают, что спит магия в тех мирах не просто. Не хотят, значит, её живущие в нём, в этом мире. Магия напрашиваться не будет. Ей что? Не зовут — она и спит.
— Я слышала про миры без магии, — кивнула Вивьен.
— И где ж ты такую глупость услышала? — Анук только головой покачала. — Мир без магии не дышит — запомни. А кто не дышит, тот мёртв. Вон как макабр твой. Но то макабр! А то мир… Мир должен быть живым — тогда в нём можно жить. Другое дело — магия спит. Спит — значит дышит. Только…тихо. Очень тихо. Понимаешь меня?
— Да, — уверенно кивнула девушка. — Понимаю.
— Вижу, что понимаешь, — довольно кивнула Анук. — А теперь расскажи-ка мне всё. Подробно расскажи! Хочу понять, что с тобой случилось. Спасибо Свету, Тьме и макабру — привели тебя ко мне быстро. Сил у тебя совсем не было. Кто-то у тебя их отнял. Или что-то.
И Вивьен рассказала. Про всё — как они пошли в «Маску». Как там интересно и сколько там всего! Про то, как эльф сделал ей на левой лопатке магическое тату, и теперь она не проваливается каждый раз в сон на двое суток, стоит лишь поиграть на флейте!
Анук попросила показать ей рисунок. Долго водила сухим, морщинистым пальцем по мерцающим нитям ловца снов — крыса шевелила усиками, пёрышки слегка подрагивали, словно на ветру — рисунок жил своей жизнью. Старуха что-то прошептала, смочила спину каким-то зельем, и Вивьен опять продолжила свой рассказ. Она рассказала про Дриэля и оживший росток золотого крейна.
Анук слушала, чуть склонив голову на бок. Иногда задавала вопросы, как Вивьен самой казалось — странные. Например — ровные ли были уши у эльфа Дриэля, или одно чуть ниже? Просила до мельчайших подробностей вспомнить рисунок на теле торговца. Ну как ей сказать, что когда видишь полуобнажённого эльфа, такие вещи не запоминаешь?
Старуха долго смеялась, слушая про болотного эльфа — мол, не бывает таких существ — карликовый гоблин просто заморочил несмышлёным адептам головы. Помрачнела, узнав, что Вивьен едва не украла какая-то преступная шайка. Но больше всего Анук заинтересовал дракон.
— Кашлял, говоришь…
— Да, он был простужен. Но когда услышал музыку — ему стало легче.
— Перестал?
— Что?
— Ты сыграла — кашлять он перестал, спрашиваю?
— Кажется, да.
— Кажется ей… Тебе зачем ловец твой, а? Для красоты? Эльфов болотных соблазнять? — рассердилась старуха. — Зайдёшь к Морталии. Скажешь, что тебе нужен шар. Проси маленький — тот, что в ладонь помещается и всегда носи с собой. Покажешь ей тату и попросишь научить тебя сохранять воспоминания и вызывать их вновь.
— Воспоминания? Я думала, речь идёт о видениях.
— Да какая разница! Брысь! — прикрикнула Анук на котов, пытающихся стянуть со стола лепёшку. — Брысь, сказала! Какая разница, — продолжала старуха, отвернувшись к полкам, в то время как Вивьен быстро сунула лепёшку котам. — Я всё вижу! — бкркнула Анук, не поворачиваясь. — Так вот. Какая разница? Видение так же хранится у тебя в памяти, Вивьен. То есть разница, конечно,
