поражением. Как бы там ни было, но приговор вынесен и не отменён до сих пор. Явившись в луар, вы немедленно будете схвачены и казнены.
— Что ж, я рискну, — спокойно взглянув на него, ответил Ортант.
— Но почему вы так уверены в невиновности вашего отца? — спросил Жоан, с сочувствием глядя на него. — Как я понял, вы в то время были ребёнком и многого могли не знать.
— Я знаю это со слов человека, в честности которого никогда не сомневался, ваше величество. Мой спаситель и воспитатель граф Раймунд рассказал мне об этом.
— Но ведь он тогда не был главой секретной службы! — воскликнул Беренгар. — Откуда он мог знать об этом?
— Я был тем самым рыцарем, что гостил у графа Лануора, — нехотя ответил Раймунд. — Если пленника можно счесть гостем, то это так. Но прошу вас, господа, оставим этот разговор, который уже мало что изменит. Всё это в прошлом, а мы собрались здесь по иному поводу. Так стоит ли портить праздник нашего короля, вспоминая старую трагедию!
— Я понимаю ваше нежелание говорить об этом, ваше сиятельство, — произнёс Жоан. — И этот разговор действительно может показаться неуместным здесь, но я полагаю, что это не так. Мы уже узнали слишком много, и даже вскрылась тайна рождения вашего воспитанника, которую вы так долго скрывали, полагаю, чтоб защитить его от эдикта великого альдора. Но если он не может без риска для жизни поехать в луар, где его просто не будут слушать, так, может, дадим ему возможность говорить здесь, где присутствуют сановники двух королевств и даже есть те, кто так или иначе принимал участие в тех давних событиях. Давайте выслушаем их. Это позволит всем нам, и, что самое главное, лорду Лануору понять, имеет ли смысл требовать пересмотра дела его отца.
— Почему бы и нет, — пожал плечами Ликар. — Я, как рыцарь и воин, всегда считал, что со всеми двусмысленными ситуациями, которые могут вызвать дальнейшее непонимание, лучше разбираться сразу. Итак, лорд Алвенор, скажите нам, на основании каких доказательств вы вынесли тогда смертный приговор графу Лануору и его семье?
— Эти доказательства, к сожалению, были вескими и неопровержимыми, — заметил седой алкорец. — Секретная служба представила нам подлинную переписку графа с нашими врагами, в которой он обсуждал условия своего предательства и упоминал встречу с коннетаблем Сен-Марко. Эти факты так же подтвердил оруженосец графа, который, кстати, носил титул барона. Он так же сообщил, что в качестве резидента в замке графа живёт высокопоставленный рыцарь короля Франциска.
— Странно, — повернулся к нему Беренгар. — Насколько я помню, граф Раймунд не был тогда ни графом, ни приближённым короля. Я ничего не путаю, ваше сиятельство? Может, расскажете вашу версию происшедшего, коль скоро вы не смогли выступить тогда перед судом лордов Синего Грифона?
— Что ж, — вздохнул граф и печально посмотрел на Ортанта, — может, и пришло время открыть всю правду. Вы правы, маркиз, я не был тогда ни приближённым короля, ни графом. Я второй сын моего отца, и всё его состояние и титул отошли моему старшему брату, а мне оставалось довольствоваться лишь тем, что платил мне за службу король, да довольно скромным приданым моей супруги. К тому времени я был уже опытным солдатом, но не имел собственного отряда и служил капитаном у графа Беллегарда. В тот раз граф приказал мне удерживать до подхода его отряда сторожевую башню на горном перевале неподалёку от города Дьёр на юге нашего королевства. Со мной было всего десять человек, поскольку никто не подозревал, что именно этот путь выберет для своего перехода граф Лануор. Однако он всегда был непредсказуем и вскоре явился под стены башни. Он собирался захватить её, чтоб обеспечить беспрепятственный проход к Дьёру основных сил альдора. Мы выдержали первый приступ, и он осадил башню по всем правилам военного искусства, после чего начал планомерно пытаться взять её штурмом. Нас было мало, но мои солдаты были отчаянными смельчаками, мы отбивали одну атаку за другой, надеясь на подход подкрепления. Наши силы таяли, как и запас провизии, но мы не намерены были сдаваться. И граф предпринял вполне обычную в таком случае хитрость: его люди сделали подкоп под стену башни и взорвали её. Тот взрыв — последнее, что я помню, а очнулся уже в лагере Лануора. Он отпустил моих солдат, тех, что выжили после этой осады, дав им письмо к моей супруге и брату, в котором потребовал выкуп. Думаю, что отпусти он меня тогда с остальными, я бы просто не выжил. Я был тяжело ранен и его лекарь не отходил от меня ни на час.
Граф снова взглянул на Ортанта, который слушал его рассказ с сосредоточенным вниманием, словно слышал его в первый раз.
— В замке графа мне отвели гостевые комнаты и окружили заботой, — продолжал Раймунд. — Помимо слуг и лекаря за мной ухаживали супруга хозяина и его дочери. Все они были очень внимательны и относились ко мне как к гостю. Да и сам граф часто заходил ко мне поговорить, и я всегда поражался его острому и глубокому уму. Мы обсуждали стратегию и тактику, и он специально для меня разбирал самые известные сражения, показывая сильные и слабые стороны наших и алкорских полководцев. Я поправлялся медленно, да и ждать быстрого получения выкупа мне не приходилось. Мой брат всегда был прижимист, а супруге нужно было время, чтоб собрать требуемую сумму. Но этот плен был мне не в тягость, мне казалось, что и граф Лануор, который всегда говорил, что был восхищён моей самоотверженной отвагой при защите той злополучной башни, держал меня у себя не ради выкупа, а чтоб продлить наше дружеское общение. Всё кончилось неожиданно. Как-то ночью в замок примчался барон Терлорин. Этот молодой человек был соседом графа и когда-то, до получения наследства и титула служил у него оруженосцем. Он сообщил о том, что кто-то донёс на графа Лануора и суд лордов уже приговорил его к смерти за измену. Исполнение приговора было поручено барону Норану и его войско находилось уже совсем близко. Терлорин умолял графа бежать вместе с семьёй, но тот отказался.
— Почему? — спросил Адемар. — Ведь он мог бежать и попытаться оправдаться, если б сохранил себе жизнь.
— Он был слишком предан альдору и не знал за собой никаких грехов, — ответил Раймунд. — Ему казалось, что бегство могут истолковать не только как трусость, но и как признание вины. Может, он ещё надеялся договориться с Нораном об отсрочке исполнения приговора, и уж точно был уверен в
