ним.
По его словам, шхуна, повернув на север, должна была идти по тому же курсу, по которому спускалась на юг, только в обратную сторону, так как это был самый короткий путь для неё.
Он уверял, что догнать «Весталку» не представит затруднения, потому что на юг она шла попутным ветром, а обратно должна была лавировать и за двое суток не могла уйти далеко.
Нокс полагал, что паровая яхта свободно настигнет злодеев и выручит от них Урвича или, во всяком случае, воздаст им должное за их вероломство.
Но яхта была электрическая и потому могла ещё скорее нагнать «Весталку», чем рассчитывал Нокс.
Князь сейчас же приказал повернуть и идти по курсу, указанному Ноксом.
В самом деле, исключительно быстрый ход «Марианны» сделал то, что в тот же день на море показались мачты. Это была шхуна «Весталка» с опущенными парусами и стоявшее возле судно черномазых пиратов.
«Марианна» подошла как раз в то время, когда черномазые были все пьяны, кроме начальника, а Урвич лежал в обмороке.
Окровавленный старый Джон, привязанный к мачте, был уже мёртв.
Как спасли Урвича и как обошлись с пиратами, об этом Нокс не рассказывал, потому что не видел этого: он лежал в отведённой ему каюте и спал.
Доктор тоже не сообщил Урвичу никаких подробностей, сказал только, что с пиратами обошлись, как следовало.
Урвич не расспрашивал.
Склянки пробили двенадцать часов, и доктор сказал, что пора идти завтракать.
На шканцах у люка в кают-компанию стоял князь, окружённый офицерами «Марианны».
Капитан был русский, а из офицеров только старший помощник и штурман были тоже русские, остальные — индусы.
Князь познакомил со всеми Урвича, и пока они здоровались и осведомлялись, как он теперь себя чувствует, подошёл штурман, только что сделавший наблюдения на мостике для определения полуденного места.
— Где мы? — спросил его князь.
Штурман назвал широту и долготу, и Урвич невольно вздрогнул и переглянулся с Ноксом.
Стали спускаться в кают-компанию, Урвич подошёл к шкиперу «Весталки» и задержал его.
— Вы слышали? — сказал он.
— Широту и долготу? — переспросил Нокс.
— Да, широту и долготу, на которых мы находимся теперь.
— Ну, да! Они те самые, которые были означены в записке француза Дьедонне, по его уверенно здесь должен быть остров, а что же мы видим?
И Нокс оглянулся на море.
Горизонт был чист, и ни кусочка земли не виднелось на всём пространстве, какое можно было охватить глазом.
— Значит, Дьедонне ошибся, — сказал Урвич. — Но как же это так?..
— Уж не знаю, — заключил Нокс, — ошибся он или с ума сошёл, только никакого Острова Трёх Могил тут нет, и хороши бы мы были, если бы пришли сюда на «Весталке», надеясь найти здесь пресную воду!
— И вышло всё к лучшему! — подтвердил Урвич. — Потому что мы найдём сейчас отличный завтрак и отличное вино!
И они отправились вслед за другими в кают-компанию.
XXXIII
За завтраком в челе стола поместился князь, по одну его сторону — капитан, а по другую села ждавшая их в кают-компании женщина, или девушка, сплошь закутанная с головою в индийскую шаль, так что только оставались видны одни её большие чёрные глаза.
Она сидела за столом, но не отворачивала своей шали и ничего не ела.
Урвич с Ноксом сидели на противоположном конце и не могли ни разглядеть её как следует, ни даже слышать того, что она говорила, потому что она сказала всего несколько слов в продолжение всего завтрака и то очень тихо.
— Кто это? — спросил про неё Урвич у сидевшего рядом с ним офицера-индуса.
Тот ухмыльнулся и промычал что-то в знак того, что не понял сделанного ему по-русски вопроса.
Тогда Урвич спросил по-английски.
Заслышав английскую речь, офицер с неудовольствием круто отвернулся от него.
Урвич перешёл на французский язык, офицер понял и ответил ему по-французски же.
— Это дочь князя Марианна, в честь которой носит своё название наша яхта.
Урвич счёл неделикатным расспрашивать, почему дочь князя закутана на индийский манер в шаль, к тому же и офицер поспешил переменить разговор.
Когда встали из-за стола, князь представил Урвича дочери, но она не открыла лица и проговорила только:
— Очень рада, что вы поправились.
Голос её показался знакомым Урвичу, но где и при каких обстоятельствах он слышал его, он не помнил.
После завтрака — таково было обыкновение на яхте — все расходились по своим каютам и ложились отдыхать, так что всё погружалось в сон.
Обыкновение это было следствием долгого пребывания в тропиках, где от двенадцати до трёх становится так жарко, что только и можно отделаться от жары сном.
Все разошлись, но Урвич, не успевший приобрести привычку спать в это время дня, остался на палубе, спросив предварительно у доктора, может ли он это сделать.
Доктор ему сказал, что на яхте ничего принудительного нет, и всякий может делать, что хочет; если ему нежелательно идти спать, он может спуститься в библиотеку или в музей, или оставаться на палубе.
Урвич выбрал последнее и стал ходить по шканцам, довольный, что он остался один и без помехи может обдумать и сообразить некоторые подробности из сегодняшнего разговора с князем.
Его имя, отчество и фамилию князь, конечно, мог узнать от Нокса, который мог ещё рассказать князю о том, что Урвич кончил курс в университете, и о том, как он уехал из России, мог рассказать, как они отправились на «Весталке» и что с ними случилось потом.
Этому был Нокс свидетелем или слышал от самого Урвича, которого расспрашивал о России; но каким образом мог узнать князь о том, когда Урвич встретился с Дьедонне, и о том, что француз обыграл его в домино и, лишив таким образом последних средств, почти насильно заставил согласиться на странное путешествие к воображаемому острову, которого, как знал теперь Урвич, не было на указанном французом месте.
Урвич отлично помнил, что ни о знакомстве своём с Дьедонне, ни о проигрыше, ни об условиях, на которых он согласился на путешествие, он ни словом не обмолвился Ноксу, и, таким образом, тот не имел решительно никакой возможности знать об этом и не был в состоянии ничего сообщить князю.
Урвич самым добросовестным образом восстановил в своей памяти все свои разговоры с Ноксом и ещё раз убедился, что тот не мог знать ничего о его отношениях с Дьедонне.
Но в таком случае откуда же этот князь взял все эти подробности?
Урвич стал невольно в
