– Но в главном ошибся.
– Смотря что – главное? – прыгнула я в седло и пришпорила жеребца.
Мы понеслись быстрее ветра, обгоняя время, обгоняя завтра, когда Костя проснется и ничего не вспомнит обо мне.
Минуя рапсовые поля, мы свернули к апельсиновой роще. Покрытые белым цветом деревья теряли прозрачные лепестки, врезая их облаками в наши головы. Мне казалось, я пронзаю вселенную млечного пути, лечу сквозь звезды, я разбиваю планеты, путешествуя в миры, где нет акилари, нет агентства, нет Лины и нет меня. Есть абстрактные мы с Костей. В параллельной реальности, где возможно все, даже представить, что мы сидим на шезлонгах, я трясу кофейную чашку, выигрывая три торта подряд.
Вот бы это было правдой! Та вселенная, с аниматором и туристкой, влюбившихся друг в друга на закате лета.
Стоило поднять глаза на небо, усыпанному налипшими на него лепестками звезд, я испытала забытую сладость романтического припадка. Настоящего и искреннего. Не того, которого ждут, не того, что я могу идеально исполнить, вживаясь в любую человеческую душу, а только моего – припадка от влюбленной моей собственной души.
Еще немного, и я перестану различать, где я настоящая, а где ученица старого мастера, получившая оценку «ниже ожидаемого» с тремя минусами за акилари.
Спрыгнув с лошади, я завалилась спиной в траву широкой поляны под усыпанными алмазами небом.
Костя лег рядом, сгребая в охапку мои пальцы. Наши прикосновения могли убить друг друга, убить наши души, и подобная смерть хуже телесной. Я не могла сделать этого руками, но могла забрать из его теплой ладони свою. Убивали наши прикосновения лишь тем, что прекращались.
– Небо в алмазах, – произнес Костя ни на секунду не превращая держаться за мою ладонь. – Моё желание, помнишь?
– Теперь я исполню твоё. Загадывай, Костя. Чего ты хочешь?
– Поцеловать тебя, обнять, любить… отпустить тебя, Ева.
– Отпустить? Ты этого хочешь?
– Я хочу, чтобы ты бала счастлива. И не важно, что оно: работа, акилари, агенты, миссии или банка клубничного мороженого и любимый сериал по телеку. Ты можешь выбрать что угодно.
– Я выбрала… но провалилась. От моих прикосновений щекотка с икотой. Ватсон икал три недели и проклинал меня всячески после теста. Я не могу никого обездвижить, не могу стереть память, оглушить, ослепить или убить. Я ни разу не смогла, Костя. Я провалила тест.
– Потому что не любишь страдания. И страдания других. Ты умеешь другое.
– Врать! Я умею врать и притворяться.
–На пляже… тоже? Это мое желание, Ева. Скажи правду. Ты притворялась?
Я посмотрела на браслет с голубым глазиком, подаренный им, и ответила:
– Нет, никогда. Ты поцеловал меня и отключил тумблер «агентша», оставив нейтралку – «человек».
– А сейчас? Какой включён?
– Когда погаснет последняя звезда, апельсины превратятся в тыквы, я снова стану агентом. И…
– …Лина сотрет мне память о тебе.
– О нас никто не должен знать. Акилари не существует. Пятая ступень боя жизни и смерти считается утерянной. Про Лину никто не должен знать. Она единственный агент выше ожидаемого, я ее мозг и прикрытие. Ты ничего не почувствуешь, – коснулась я его щеки, – и ничего не вспомнишь.
– Может, повезет, и я буду икать полгода?
– Лина никогда не ошибается.
– А я никогда не забуду тебя, Ева.
– Ты пройдешь мимо и не вспомнишь. Твоя зависимость от меня пройдет.
– Любовь – самая прекрасная зависимость из всех.
Он впервые отпустил мои пальцы и повернулся, нависая лицом над моим:
– Я люблю тебя.
А дальше только небо в алмазах… и мы – привидения из звездой пыли внутри вселенной, что возродилась из большого взрыва.
Глава одиннадцатая, в которой я разбиваю себя на осколки
Голубой глаз исполняет желание
Мы с Линой вылетели в Москву на следующий день разными бортами. Я была благодарна за это. Не хотелось читать в ее глазах намеки: «все готово. Я аннулировала Костю».
После академии номер ноль, где все мы получили распределения и были ангажированы по разным проектам, я согласилась на Китай и на обучение в программе акилари. Я всегда была невидимкой, хоть среди своих, хоть среди чужих. Какая разница, кто меня не видит и не помнит?
Но меня всегда видел Костя… все эти годы, что я потратила на Марка, он потратил на меня. Марк никогда не пытался забыть, он не помнил с первой встречи, но Костя помнил. Он выбрал меня, а я выбрала Акилари.
Моя работа прикрывать агентов и создавать спланированную, срежиссированную, выдуманную реальность для окружающих. Генирить входы и выходы из операций. Мое сознание на столько погрузилось в ложь, что я думала ложью. Я вела себя, совершала поступки и разговаривала сама с собой, как делал бы мой выдуманный персонаж.
Никто не должен знать, кто мы.
Моя работа – увести подозрение на себя.
Моя работа – врать и притворяться. За этот навык меня чем-то награждали, куда-то повышали. Я получала огромные деньги, в гараже стояли шесть Порше всех разновидностей (моя коллекция). Каждый вечер я возвращалась в квартиру небоскреба, такую же пустую и холодную, как бетон и стекло, из которого выстроено здание, такие же одинокие, как моя душа, запертая внутри четырех стен тела.
Агентам можно было все, кроме отказа подчиниться приказу. Мне нравилось, когда кто-то делал выбор за меня. Куда я еду, кого спасаю. Мне наплевать – я ехала, летела, прикрывала Лину (нас в пару ставили чаще всего, как подружились десять лет назад, так до сих пор остались рядом). Она была моей семьей – подругой, психотерапевтом, коллегой, сестрой. Я знала, Лина убьет за меня. Рано или поздно, она освоит прикосновения смерти – пять ударов за одну секунду, что невозможно физически сделать двумя руками. Только такой удар отнимает жизнь.
Потому акилари и считается вымыслом. Никто не верит, что пальцами можно убить. Этого не было тысячу лет, а все случившееся десять веков назад – лишь миф.
Портье поднял на этаж наши с Линой чемоданы, которые отправлял Костя. Где-то внутри купленный мной клатч, кожаные тапочки. Сувенирные блокноты, несколько ручек и… провела я пальцами по голубому глазику – браслет, повязанный Костей, чтобы я загадала желание.
Стоя напротив панорамного окна – выше города, выше облаков, выше вспышек салютов, контуры моего отражения очерчивали силуэт незнакомки. Вот бы и мне кто-нибудь стер память, вот бы желания умели сбываться, вот бы…
Я сняла браслет и сдавила его в кулаке:
– Хочу, чтобы ничего этого никогда не было!
Размахнувшись, я ударила стеклянным глазом в центр своего отражения. Молния трещин разбила «меня» на осколки, рухнув стеклянным дождем под ноги города. И только стук сердца… чуть живого, израненного болью, отзывался во мне: тук-тук-тук…
