Её ответом стали вновь побагровевшие щёки, которые она постаралась спрятать, обхватив руками лицо.
– Ладно. – Он усадил её на скамейку и прижал к себе. – Мне приятно, что я первый. Очень приятно.
Агата чуть приподняла брови. Воспользовавшись её заминкой, он стянул с неё очки и покрутил на ладони.
– Ты совсем меня не видишь?
– Вижу, но не тебя, а большое расплывчатое пятно. – Тяжело вздохнув, она пожала плечами. – Коррекция зрения только с восемнадцати лет. Мама предлагает купить линзы, но их так неудобно вытаскивать из глаз…
Он вернул ей очки и легонько коснулся губ большим пальцем.
– Не переживай. Это ничуть тебя не портит.
В школу они шли, всё так же обнявшись. Молча приложили карты к турникету и молча прошли мимо охранника. Как ни странно, но Агата больше не краснела. Её переполняла самая настоящая женская гордость. Вдоль длинного коридора она шла рядом с парнем. Со своим красивым, подкаченным парнем и кожей чувствовала, как завидуют ей одноклассницы. Особенно те, что ещё не перешли в девятый класс. Одна смотрела так, словно намеревалась сжечь их живьём. Данил не повёл даже бровью. Агата послала несостоявшейся сопернице самую ласковую из улыбоки покрепче прижалась к возлюбленному. Теперь она могла позволить себе и не такое.
Всё пошло прахом у кабинета истории. Рядом с Риммой Ильиничной самоуверенность Данила дала глубокую трещину и при каждом взгляде любительницы Сталина становилась всё больше и ухабистее. Теперь смущался и мямлил он. Причём почти через слово. Природная Никифоровская харизма никуда не делась, но разговаривать без шуточек, без ужимок, серьёзно и по существу ему явно было непросто. По крайней мере, путался Данил часто. Вспоминал, бил себя по лбу и всё время сверялся с календарём. Агата знала, что возьмись за дело она, и они бы расправились со всем максимум минут за сорок, но вмешиваться себе не позволяла и прикусывала язык всякий раз, когда Данил говорил что-то не то. Часа через два мучений он всё же пришёл к нужным результатам: график сдачи всех предметов за второе полугодие был готов и отнесён в кабинет завуча. От гордости за любимого Агата сияла ярче отполированной серебряной монеты.
В центр они возвращались около часа дня. Первым уроком стоял английский, и Данил божился, что вчера полночи сочинял рассказ о подвигах прадедушки на полях Сталинграда. Агата от души хохотала. Про задание Софии Аркадьевны она благополучно забыла и сейчас надеялась только на свою память, хорошее знание грамматики и богатый словарный запас английских слов. Опростоволоситься перед Данилом во второй же день их большой и светлой любви ей не хотелось от слова совсем.
– Агата?
Данил крепко сжал её руку. Она нехотя повернула голову. Справа от дверей центра с большим пакетом в руках стоял её отец…
Глава 18
– Агате не семнадцать. И даже не шестнадцать. Ей пятнадцать. Всего пятнадцать.
– Я это помню.
– Очень хорошо, что ты это помнишь, но ещё и не забывай это учитывать. – Анна Георгиевна встала со стула и, приблизившись спиной к окну, скрестила на груди руки. – Потому что, насколько помню я, тебе в конце декабря исполняется восемнадцать. И, если ты что-нибудь с ней сделаешь, хоть что-нибудь, я собственными руками отрежу тебе всё, что выпирает.
Вытянув губы в тонкую линию, Анна Георгиевна угрюмо посмотрела в сторону Данила. В её ярко-голубых глазах читалась угроза, но Данил, как ни странно, этот взгляд выдержал. Не улыбнулся, не сострил и даже не стал разглядывать пол под ногами. Только кивнул и сказал короткое: «Я понял». Заметив это, вжавшаяся в стену Агата, которая до этого ни под каким предлогом не захотела сесть, гордо вскинула подбородок. Данил не стушевался перед её матерью, а это уже кое-что значило.
– Ладно. – Анна Георгиевна тоже кивнула и молча прошла к выходу. Как только дверь за ней плавно вошла в проём, Агата кинулась к Данилу и уткнулась ему плечо. Его рука мягко коснулась её лопаток и погладила позвоночник.
– Видишь, всё хорошо. Нас даже не расстреляли.
Агата изобразила кислую улыбку.
– Я так боялась, что ты откажешься от меня, – едва не произнесла она, но вовремя прикусила язык. Самое страшное было впереди. Самое страшное ждало её вечером при разговоре с матерью один на один.
Данил снова погладил её по спине. Агата прижалась к нему сильнее и обхватила руками за шею. Кто бы мог подумать, что весь сыр-бор начнётся как раз из-за такого поглаживания.
В огромном пакете отца лежали подарки. Коробка её любимых конфет с орехами и, кажется, новый телефон с беспроводными наушниками. Он говорил ей о том, как сильно скучал всё это время и что хотел, но никак не мог прийти раньше, потому что был сильно занят, но зато теперь освободился и собирается её куда-нибудь сводить. В кино или в театр, или просто в парк покататься на колесе обозрения и поесть вместе мороженного.
Агата не смогла дослушать его до конца. Она столько месяцев ждала от него хотя бы звонка, хотя бы короткого сообщения и вздрагивала всякий раз, когда звонили с незнакомого номера. Отец не вспоминал о ней почти три года, и вот теперь, когда он ни с того ни с сего вдруг заявился в центр, у неё не получилось выдавить даже скупое «Привет».
Отец не не мог прийти. Отец не захотел приходить. Агата давно уяснила для себя одну простую, но очень важную истину. Если человек чего-то по-настоящему хочет, он обязательно найдёт возможность сделать это, а если не хочет, то отыщет отговорку. Вот и её отец на ходу придумывал отговорки. Работа, проблемы со здоровьем, отсутствие денег… Всё перечисленное казалось Агате пустым и никчёмным.
Дёрнув дверь, она сиганула в центр и, отыскав первую попавшуюся свободную аудиторию, упала на самый близкий к выходу стул. Данил прибежал следом, заставил её встать и прижал к себе. Потом был водопад слёз и много-много несвязных слов от Агаты. Она сама не знала, почему плакала. Просто плакала и всё. От обиды, от разочарования, от злости, а ещё от неумения понимать и прощать. Данил гладил её по спине и шептал на ухо что-то ободряющее и ласковое. Что именно Агата не слышала, но была рада тому, что он стоял рядом. А потом… Потом в аудиторию вошла Анна Георгиевна и перевернула всё с ног на голову.
Агата не знала, кто
