– Ой, ты князюшка, ой, ты матушка, а пожратеньки не хотите ли? Короче, завтрак на столе, все уже ждут, а еще вы сегодня никому своими воплями и воем спать не дали, так что не обижайтесь, если вас там не сильно ласково встретят.
Я со стыда с головой зарылась в одеяло, а Глеб только хмыкнул и со смехом ответил, высунувшись в коридор, причем так громко, чтобы уж точно все услышали:
– А нечего завидовать, пускай сами женятся и также ночью спать не будут. И еще, я как порядочный муж должен все сделать, чтобы моя жена и ваша хранительница была счастлива и довольна. Поэтому нам абсолютно плевать, кто и что там думает и почему не высыпается. А если кто ерничать или ехидничать будет, выселю нафиг, пусть себе свою кибитку ищут, где спать спокойнее и мухи не мешают.
Виктор тоже хмыкнул, а Глеб шагнул назад, в комнату, и резко захлопнул дверь перед носом друга. Судя по глухим матам, свою наглую физиономию он вовремя убрать не успел. Я довольно захихикала, а Глеб одним броском оказался рядом со мной и, подмяв под себя, начал целовать. Из опочивальни мы выбрались ближе к полудню. К вечеру начался обряд обращения Виктора.
Как и с Глебом, пошли третьи сутки, а Виктор черным волком метался по клетке слово безумный. Мне было страшно даже подумать о том, что будет, если он не сможет вернуть себе свое «я». Глеб, мрачный, донельзя встревоженный, третий день подряд неотлучно находился вместе со мной в подземелье и звал Виктора. Пару раз заходили наши ребята и, хмуро понаблюдав за волком, озабоченно опустив плечи, уходили. У меня сердце заходилось, когда думала, что они испытывали, ведь им тоже придется пройти через подобное. На третий день к нам спустился Риол и, задумчиво окинув взглядом удручающую обстановку, тихо сказал мне:
– Там Айриса рыдает, никто успокоить не может. Из-за Виктора вашего. Говорит, он ее половинка, просто раньше злилась, а теперь жить без него не хочет.
Я удивленно взглянула на него, а потом мне в голову пришла дикая мысль, которой я поделилась шепотом с Риолом под настороженным взглядом Глеба. Риол подошел вместе со мной к решетке и, как будто не замечая волка, заговорил со мной:
– Да-а-а… тут дела совсем плохи. Жаль-жаль, только Айриса решила согласиться на его ухаживания, а тут вон как… Теперь не человек, не животное! Ну и ладно, за Айрисой еще двое стерхов ухаживают, вдруг какой из них приглянется. Я только что слышал, Кинан пошел ей предложение делать, думаю, Айриса не глупая и предложение его примет. Других лишних мужчин-то у нас нет…
Риол еще не закончил говорить, а черный волк с размаху кинулся на решетку, потом, зарычав, отскочил и, дрожа от напряжения и боли, обернулся человеком. Не говоря ни слова, Виктор рывком открыл решетку, оттолкнул Риола и с воплем: «Я убью любого, кто тронет мою Айрису!» ринулся мимо нас на выход, чуть не снеся при этом входную дверь. Прямо голиком и унесся.
Глеб облегченно улыбался, я радостно смеялась, а Риол, потирая ушибленное плечо, покачал головой:
– Да, ребята, с вами не соскучишься – это точно!
Через день за решетку вошел Роман – и вышел оттуда меньше, чем через сутки, чем очень сильно всех удивил и порадовал. Я в нем не сомневалась, настолько крепким было его единение со своей сущностью. Дальше с переменным успехом прошли обращение все переселенцы, кроме Михаила. Его я оставила напоследок, уж очень своеобразная у него сущность. Болотный кот слишком независим, слишком свободен и мало управляем. За Мишку я боялась не меньше, чем за Глеба. Такие сильные сущности, как болотный кот и волк, сами выбирают себе хозяев и свое превосходство над ними нужно доказать.
Я сидела с Мишкой-котом уже пятые сутки. Кот забился в угол и оттуда грозно рычал и кидался на любого, кто приближался к решетке. Полосатый бедняга исхудал, желтые глаза ввалились, поблекли, бока свалялись, от усталости он уже ничего толком не соображал и лежал на боку, вывалив длинный розовый язык, тяжело дышал, иногда похрипывая. К нам спустился Глеб и, судя по его виду, был в бешенстве. Подошел к решетке и, не прикасаясь к ней, громко обратился к другу, в который раз пытаясь достучаться до его человеческого «я». Глеб тоже был на пределе. Прижавшись к нему и обняв за талию, я спросила:
– Что случилось, любимый?
– Риол собирается завтра ликвидировать Миху. Он считает, что поступит милосердно, потому что вот так кот будет умирать долго и мучительно, а выпускать его в таком состоянии, с неконтролируемой сущностью, нельзя. Слишком опасно для окружающих.
Я уже знала ответ, но видела, что мужу хочется выговориться и насколько ему сейчас больно:
– А ты, что ты ему ответил?
– Не волнуйся, без моего приказа никто не посмеет причинить ему вред.
– Глеб, пойдем перекусим и вернемся обратно. Я в Миху верю.
И едва не силой увела его наверх. После ужина мы с тоской в душе и отчаяньем в глазах спускались вниз, а в дверях замерли. Рядом с решеткой на коленях сидела Валеета и трогательно звала Михаила. Его кот, прижав к голове уши, прислушивался к ее голосу и, прикрыв глаза, мелко подрагивал. Она упрямо звала, иногда всхлипывая, потом опять звала, протяжно, жалобно:
– Ми-и-иша-а-а, Ми-и-ишеньк-а-а, выходи ко мне, ну пожалуйста. Я согласна стать твоей, Ми-и-ша-а-а! Только не бросай меня одну!
И вдруг кот вздрогнул и, моргнув, обернулся… Частично. Весьма жуткое создание получилось: верхняя человеческая часть тела плавно переходит в кошачью. Верхняя часть Мишки подтянулась на руках ближе к решетке, а задняя… вяло тащилась, как неживая. Я в ужасе зажала кулаком рот, чтобы не закричать, Глеб замер и побледнел, с напряжением наблюдая за другом. А Валеета звала и звала, глотая слезы и протягивая к нему руки:
– Ты должен полностью обратиться. Ми-иша-а, только полностью, тогда сможешь выйти и дотронутся до меня. Сделай меня своей, навсегда! Ми-иша-а-а, выходи…
Еще рывок – и Мишка полностью вернул себе человеческий облик, но, обессиленный, мог только ползти, не отрываясь глядя на девушку. Дополз! Поднявшись на колени, открыл дверь и вывалился наружу к ногам любимой, которая вытащила с того света и вернула разум. Мишка уткнулся ей в колени, а она, склонившись над ним, ласково шептала, что любит. Я вытерла слезы и потянулась к Глебу за поддержкой и лаской. Он крепко сжал меня в объятиях, коротко поцеловал, затем подошел к другу:
– Миш, поздравляю с возвращением с того света, давай-ка, я тебя отнесу в дом помыться, побриться, поесть, а потом можно и жениться, правда, Валеета?
Девушка держала Мишу за руку и перебирала его пальцы, плача от радости. Она согласно кивнула Глебу и тихо, застенчиво попросила:
– Можно мне с вами, Князь? Я буду за ним ухаживать.
Заметив, с какой тоской Миша смотрит на Валеету, еще даже не расставшись с ней, Глеб согласился. Потом, взвалив друга на плечо и крякнув под его тяжестью, пробурчал девушке:
– Знаешь, Миха мне брат вроде как, так что ты меня просто по имени лучше зови. Родственниками скоро станем, не к чему церемонии разводить.
