Карельская над чем-то заливается, растягивает розовые губы в белоснежной улыбке. Касается наманикюренными пальцами широкого плеча. Истомин как обычно неулыбчив и спокоен. Но позволяет ей вторгаться в свое личное пространство.
Влезать сейчас — пытке подобно, но деньги, висящие на моем счету, давят неприятным грузом. Я хочу со всем этим покончить к чертовой матери.
Прочищаю горло и, не дожидаясь окончания их приятной и непринужденной беседы, подхожу ближе, обращаясь непосредственно к Яну.
Неприязненный взгляд девицы подпекает, она морщится. Но мне все равно. Значение сейчас имеет только вспыхнувшие интересом глаза напротив.
Глава 20— Пойдем, — он кивает Вике, прощаясь таким образом. Она недовольно поджимает губы, испепеляя меня взглядом.
Впрочем, ее чувство гордости не позволяет ей вставлять какие-либо реплики, поскольку они уже не уместны. Парень невежливо отвернулся от Виктории, не дожидаясь ее «пока», и открывает мне дверь авто.
— Мы можем поговорить здесь, снаружи, — я вдруг растеряла всю свою решительность. Даже уютный кожаный салон нисколечко не привлекает, а даже наоборот. Я не хочу никуда ехать с Истоминым.
— Садись. Я тебя ждал, — кувалдой бьют его слова, и, не смотря на мое явное нежелание, я испытываю облегчение, что он не послал меня куда подальше в присутствии Вики. И еще глупую девчачью удовлетворенность, что утерла неприятной девице нос.
Карельская, до этого медлившая и ковыряющая в своей сумке, раздраженно взмахнула своей пышной гривой и ушла, оставив нас наедине. Покосившись на Яна, вижу только то, что обычно: ему все равно.
Собравшись с духом, подхожу к нему ближе и встаю напротив, ощущая, как во мне все натягивается, а мир теряет свои краски. Темная аура Яна начинает неумолимо поглощать и давить.
— Я предлагаю забыть все, что между нами произошло. Больше никаких встреч и «пару раз». Я хочу вернуть тебе деньги. Триста тысяч обратно. Пятьдесят, извини, уже вернуть невозможно.
Выпалив свою тираду, я умолкаю, настороженно глядя на однокурсника.
— Забыть. — Истомин наклоняет голову на бок и всматривается в меня. Я стараюсь не дрожать и держаться ровно.
— Именно так. Я верну тебе деньги и буду свободна. Ничего тебе не должна. Нехватающую сумму, будем считать, «отработала». — Последние слова даются с трудом, голубые глаза горят недобрым пламенем, темнеют с каждой секундой, с каждым моим словом. Я не выдерживаю и опускаю взгляд, не в силах справиться со своим страхом.
— С чего ты решила, что сначала воруешь, а потом можешь вернуть все обратно и зажить прежней жизнью, как ни в чем не бывало? Я говорил, что ты можешь уйти? — от его слов по коже пробегает озноб. Тон ледяной и колючий, пробирающий до костей своими шипами. — Нет. Я тебя не отпускал. А деньги потратишь. Они твои.
— И чего ты хочешь? Чего ты, в итоге, хочешь? — я повышаю на него голос. — Унизить? Наказать? У тебя какой-то список того, что я должна сделать? Чего ты хочешь от меня?
— Для начала чтобы ты посадила свою строптивую задницу в машину, — сухо бросает парень. — И выполнила свою часть сделки. Может и список есть.
Усмехаюсь, глядя на него. Растягиваю губы в гадкой улыбочке. Меня ведет в сторону. Начинаю нести несусветную чушь.
— У тебя какие-то предпочтения? Как ты хочешь в последние разы? Раком? Боком? Сверху?
— Сядь в машину, — цедит парень, на его скулах играют желваки. Мне кажется, еще секунда, и он начнет меня душить прямо на этой гребаной парковке.
Обреченно понимаю, что просто так он меня не отпустит. С хладнокровием залезаю в машину. Ян выруливает на дорогу.
— Так что в списке? — стараясь прикрыть свое презрение, спрашиваю.
Ян поднимает бровь и долго над чем-то думает. Над пресловутым списком, наверное.
— Может хочешь чтобы я оделась горничной? Медсестрой или училкой? — говорю уже вполне серьезно, по крайне мере, сама начинаю в это верить.
Но этот мерзавец коротко смеется. Смотрит на меня с любопытством. В глазах озорной блеск.
— Ну, раз уж должен быть список, — заявляет он. — Стриптиз хочу.
— Чего? — опешив, поворачиваю к нему голову.
— Я знаю, что ты почти десять лет занималась танцами. Разными видами, — добавляет. — Мне интересно посмотреть, как ты будешь двигаться и все с себя снимать. Для меня.
Он больше не смеется, и я понимаю, что он это серьезно.
— Что ты еще интересного выяснил? — с прохладцей спрашиваю, но парень быстро спускает меня с небес на землю.
— Больше ничего, твоя жизнь до этого была довольно скучна.
Козел.
Мне было не скучно. Свои извращенные понятия о скуке, и как от нее избавиться, пусть оставит при себе.
Пожимаю плечами. Мне плевать на происходящие. Стриптиз, так стриптиз. После всего пережитого — это ерунда.
— Тогда купи мне кое-что, — равнодушным голосом прошу его. Невидяще смотрю в лобовое стекло, но краем глаза замечаю, как он бросает на меня быстрый взгляд.
— Хорошо, — спокойно заявляет. Мои губы дергаются, но улыбаться не выходит. Не получается.
— Ты даже не спрашиваешь что именно. Вдруг попрошу что-то жутко дорогое, — язвлю.
— Дорогие покупки бывают занимательными, — ровно парирует, намекая то, что происходит между нами. Но подхватывает мою игру. — Что ты хочешь?
— Останови у «ЦентрПлаза».
Выхожу осуществлять задуманное, все во мне горит и требует расправы над этим подонком. И свои деньги на эту чушь я не планирую тратить. У меня их и нет. Но игрушке необходима красивая упаковка.
Стриптиз. А намекает, что нет списка.
А то я не поняла, что у этого извращенца есть пара пунктиков. Судя по тому кроваво-красному белью, которое он на меня напялил в первый раз.
Целенаправленным шагом стучу низкими каблуками по блестящему кафелю. Во мне сыпется что-то сухое и острое, как стекольная крошка, царапая нутро. Но ярость это хорошо. Это просто великолепно. Она поможет мне продержаться еще немного. Я буду его послушной игрушкой. Такой, как он хочет. Сделаю все, что он скажет. А после, пошлю его смачно на три буквы, отработав проклятую часть сделки.
Истомин идет тенью за мной, потому что я машинально увеличиваю шаг, едва он равняется. Даже рядом не хочу с ним идти. Не знаю, раздражает его это или нет, но он молча следует за моей спиной. Оплачивает покупку в дорогом отделе нижнего белья, которое я даже не мерила. Просто назвала свои размеры и попросила принести «самое откровенное и пошлое, что у вас есть». Продавщица лишь подмигнула, заглянув через плечо и увидев Яна с абсолютно индифферентным лицом.
Больше для задуманного мне ничего не нужно, и я поворачиваю обратно на подземную парковку.