Она взглянула на Фергюса, как бы желая убедиться, стоит ли продолжать.
– Продолжай.
– Мы поехали в Шотландию познакомиться с его матерью, графиней Глендейл.
– В замок?
– Ему давно пора бы развалиться, но он еще держится. – Она попыталась улыбнуться.
– Графиня оказалось очаровательной, и мы сошлись по-семейному. Ну ты понимаешь, альбомы с фотографиями, рассказы о том, где и когда Джордж, будучи мальчишкой, поставил свои первые синяки… Как однажды его срочно увезли в больницу с аппендицитом.
Что-то в ее голосе подсказало ему, что сейчас речь пойдет о главном, о том, что всему положило конец.
– Аппендицит?
– Мне это показалось смешным, забавным, понимаешь, потому что со мной в детстве случилась такая же история.
Правда, не совсем такая. Ее родители были за границей, она – в школе-интернате. И когда Вероника пошла к директрисе, жалуясь на боли внизу живота, та напоила ее финиковым сиропом и посоветовала не паниковать по пустякам. Вероника и не стала паниковать. Просто через два дня прямо на уроке потеряла сознание. Диагноз: перитонит.
– Мать Джорджа никак не прореагировала, пока мы не остались наедине. А когда такой момент наступил, настоятельно порекомендовала мне посетить гинеколога и пройти обследование. Фергюс нахмурился.
– Зачем? Я не понимаю.
– Я тоже не поняла. Тогда, в детстве, никому и в голову не пришло предупредить меня, что после перенесенной операции у меня могут возникнуть проблемы по женской линии.
А графиня об этом знала.
– Существовала вероятность, что из-за воспалительного процесса повреждены фаллопиевы трубы.
Она старалась объяснять очень доходчиво, чтобы Фергюс понял насколько это все серьезно.
– Это означает, что мои яйцеклетки не могут быть оплодотворены.
– Неужели это могло иметь какое-либо значение? Ведь он любил тебя?
– Джордж был и остается графом. Графиня Глендейл очень четко дала понять, что, при условии, если я не смогу родить наследника, мой брак с ее сыном будет невозможен.
Он с трудом подавил накатившую волну негодования.
– Появление потомства нельзя гарантировать, Вероника. И даже когда ребенок появляется, ровно половина шансов, что это будет девочка.
– Все шансы, Фергюс. Этого она хотела для Джорджа. А не отсутствие таковых.
– А если бы до свадьбы это не прояснилось? Сколько бы она ждала, прежде чем потребовать развода? В каком веке она живет, черт возьми? А что же милашка Джордж думал по этому поводу?
– Я ничего не говорила ему. Подумала, что ему лучше не знать об этом, если даже все обойдется. После выходных я вернулась в Лондон. Все рассказала своему врачу, и он организовал для меня специальное обследование. Графиня, как выяснилось, прекрасно владела предметом. – Веронику передернуло.
– Ты замерзла? – Ее лихорадило не от температуры. Они легли, и он крепко обнял ее.
– Все хорошо, ты все мне можешь рассказать.
– Больше нечего рассказывать. Я объяснила Джорджу, что при сложившихся обстоятельствах он может выбрать свободу.
– И он выбрал? – выдохнул Фергюс. Ему казалось невероятным, что можно быть таким жестоким. – Господи, да неужели одной тебя ему было недостаточно?
– Не суди его строго, Фергюс. В его положении…
Он прикрыл ладонью ее рот.
– Больше никогда даже не упоминай о нем в моем присутствии. Я люблю тебя. Я хочу жениться на тебе. На тебе. Вероника. Мне нужна ты. Вероника. Я хочу жить с тобой, вместе идти по жизни независимо от того, что она принесет нам: горести или радости.
– Жениться на мне?
– Я в тебя влюбился, – сказал он. – Чего и следовало ожидать.
– Но твоя фамилия…
– Ты считаешь, в мире не хватает Каванагов? Она покачала головой. Она совсем не то имела в виду, и он это понимал.
– А как же Марлоу-корт? «Каванаг индестриз»? – перечисляла она. – Кто займет твое место?
– «Каванаг индестриз» – общественная компания. Ей не нужен именно Каванаг, чтобы выжить. А что касается Марлоу-корт, то у меня две сестры. У Поппи есть сын; у Доры будет приемная дочь, как только она выйдет замуж. О грядущем поколении уже позаботились. Есть еще какие-нибудь возражения?
– Есть, конечно. Мы едва знаем друг друга. Еще и недели не прошло, как мы познакомились. Ты просто не можешь хотеть жениться на мне.
Она не сказала «да», но и «нет» она тоже не сказала. И она не сказала, что не любит его.
– Это отличительная черта Каванагов, – заметил Фергюс. – Я не пытаюсь ее понять, но и игнорировать ее нельзя. – Он посмотрел на нее и улыбнулся. – Не волнуйся, у тебя в запасе целых шесть месяцев, чтобы привыкнуть к этой мысли. Ноябрь, – напомнил он ей. – Твоя мама уже по уши в работе по организации свадьбы.
– Но это же все было… – Он приложил палец к ее губам. – Нет. Но это просто… – он попытался поцеловать ее, —..смешно, – пробормотала Вероника.
– Тогда почему ты не смеешься? – Ждать ответа Фергюс не стал. Снова поцеловал ее, на этот раз с уверенностью, что надолго положил конец всем возражениям с ее стороны.
Глава 10
Когда Вероника проснулась, было уже светло. Ночного шторма как не бывало, в окно спальни струился яркий солнечный свет. Она была одна. На мгновение ей почудилось, что все происшедшее вчера всего лишь страшный и одновременно прекрасный сон.
Но в комнате все еще чувствовался запах оплывших свечей, а на полу в ванной лежал влажный комок ее испорченного платья. Только рубашки Фергюса что-то не было видно. Вдруг он ушел? Потом, судя по звукам, она догадалась, что он внизу. Ее сердце предательски замерло, а через секунду она почувствовала прилив неимоверной радости. Мысленно ругая себя за то, что витает в облаках обманчивого рая, она схватила полотенце, завернулась в него, уже собираясь сбежать вниз, но в дверях вдруг остановилась, смутившись.
Фергюс обернулся на ее шаги.
– Здравствуй, соня. А я хотел подать тебе завтрак в постель. – Он поставил кофейник на поднос, на котором уже красовались свежие тосты, фрукты и йогурт.
Вероника заметила, что с утра он не брился и не причесывался, а мятая, незастегнутая рубашка наглядно демонстрировала, с каким нетерпением она раздевала его прошлой ночью. Она не в силах была отвести от него взгляда.
– Мне давно пора на работу.
Он улыбнулся, разливая кофе по кружкам.
– Расслабься, милая, мы никуда не поедем, пока рабочие не уберут поваленное дерево, которое перегородило дорогу.
Она приняла это к сведению, еще раз критически оглядывая его мятые брюки и жеваную рубашку.
