— Не стоило, Маргарита, — со вздохом, скрывающим негодование, произносит глубокий мужской тембр. — Я просил вас не будить Нику.
— Третьи сутки уже, Тиран Романович, — звучит за дверями спальни взрослый женский голос. И затем с пренебрежением: — Ну сколько ей еще разлеживаться? Это комната Юли, вы сами говорили, ее убирать ЕЖЕДНЕВНО. А что мне там, на цыпочках ходить?
— Юля здесь почти не бывает, Маргарита. И вы прекрасно это знаете, так что иногда можно нарушить правила.
— Но...
— Я просил вас, убедительно просил не будить мою гостью. Сказал, пусть проснется сама.
Как и в обычные дни, у Тирана строгий тон. Лишь однажды он у него менялся: в ту ночь, которую мы провели вместе.
— Ну да... — я прямо вижу, как домработница высушивает из себя улыбку. — Гостью-гостью...
И о чем это она? Намекает, что я загостилась? Или в курсе про эскорт? Боже, как стыдно! Если Маргарита действительно догадывается, то даже не знаю, как теперь ей в глаза смотреть.
Хотя... Все равно совсем скоро меня здесь не будет. Я сегодня же соберу свои вещи.
С меня хватит.
Шаги у двери в мою временную комнату становятся отчетливее. Я могу даже услышать, как тяжелая мужская ладонь ложится на ручку двери, но, вероятно, Тиран передумывает. Не открыв дверь, он уходит прочь. И к счастью!
Силы вернулись внезапно, в двойном размере, словно в качестве компенсации. Я быстро принимаю душ, одеваюсь, убираюсь наскоро в спальне, насколько могу. В животе урчит от голода, но я игнорирую эти звуки. В этом доме есть не стану. Надо будет серьезно подумать об Артемке, о том, где дальше искать ему деньги. Впрочем, оставшаяся сумма не очень велика, и до операции больше месяца. У меня есть несколько идей. В крайнем случае — Зоя найдет мне нового клиента. Если захочет. Если Архипов не пожалуется на меня.
Пока я, отдавшись собственным мыслям, привожу волосы в порядок после душа, сзади раздается спущенное покашливание. Резко повернувшись, натыкаюсь взглядом на озабоченного, взволнованного Тирана. Отметаю эти определения в ту же секунду.
Этот человек беспокоиться обо мне не может.
Злость во мне расцветает снова. Я хотела уйти тихо, но теперь не получится.
–— Давай просто поговорим? — Тиран вскидывает руки, показывая, мол, не имеет никаких плохих намерений.
— Я имею право выгнать тебя отсюда?
Он сглатывает и с трудом кивает.
— ПОШЕЛ ВОН!
Глава 27
— Куда ты собираешься, Доминика? Что собираешься делать? Как спасешь племянника?
На последнем вопросе я торможу и оборачиваюсь. Бешусь на себя за то, что плачу. За то, что при Тиране слезы не останавливаются. Он может наблюдать, как соленые дорожки оставляют следы на моих щеках.
— Не твое дело?.. — да господи! Почему это прозвучало, как вопрос?!
— Пожалуйста, вернись внутрь, — Тиран указывает себе за спину.
Мы выясняем отношения у центрального входа в «Юпитер». Если начнем ссориться, свидетелей будет уйма. Я не хочу стать звездой тик-тока, поэтому стоит последовать совету Архипова. Но изнутри так печет, так болит, раны еще очень живые. Противоречия сжирают заживо.
Наверное, я должна пойти за Тираном, но не могу и шагу сделать. Стискиваю кулаки, что есть мочи.
Как не хотелось мне разочаровываться в человеке напротив! Именно теперь, когда я познакомилась с его семьей, когда я, кажется, узнала его лучше.
А знала ли я Тирана вообще когда-нибудь?
— Прости, но не могу сказать, что была рада нашему... сотрудничеству, — выцеживаю и вновь отворачиваюсь от теряющего терпение мужчины.
Делаю решительные шаги и... вспоминаю, что вылетела стремглав из квартиры, оставив все свои вещи там!
Проклятье! Почему не подумала о самом важном аспекте побега раньше?
Гордость берет свое, так что я иду дальше, прикладывая все усилия, чтобы удержать на лице маску безразличия.
— Лебедева! — рыкает Архипов и дергает меня за кисть.
Рывком разворачивает к себе и дышит в мою сторону огнем, широко раздувая ноздри.
— Все? Показала свой характер? — наклоняется ко мне так близко, что я слышу скрежет его зубов. — Заткнись и послушай меня, наконец.
Мельком смотрит вправо, затем влево.
— Давай внутрь, — властно хватает сперва за локоть, после чего перемещает жесткую ладонь на поясницу, толкая к своему небоскребу.
Я повинуюсь. Потому что Тиран уничтожает любую перспективу убежать от него.
Пропуская мимо своего внимания вопросительные взоры окружающих, он ведет меня целенаправленно к лифту. Запихивает в кабину, не глядя тыкает пальцем на сенсорную панель, и двери за ним закрываются.
Мы поднимаемся, может, секунд десять. В абсолютном молчании я считаю каждое мгновение, чтобы не утратить сосредоточенность.
Однако Архипов рушит в пух и прах мою обособленность, когда прижимает меня к одной из панорамных стен лифта и целует в губы. Не дожидается, что я отвечу и послушно раскрою свои. Нагло проталкивается языком и запускает руку в мои волосы. Сжимает пряди в кулак и тянет назад.
— Этого добивалась? — басит, прожигая меня пылким взглядом.
Только сейчас понимаю, что лифт стоит на месте.
Отчаянно пытаюсь совладать с разыгравшимся беспокойством. Не осознаю, как облизываю губы, и Тиран смотрит на них. Снова целует, оттягивая нижнюю зубами. От его напора у меня подкашиваются ноги, и я начинаю оседать вниз.
Архипов обвивает мою талию жилистой рукой с густым волосяным покровом, удерживая навесу. В нем тестостерона больше, чем в игроках футбольной команды вместе взятых.
— Я не предавал тебя, Ника, — изрекает не терпящим возражений тоном. — Я не имею ничего общего с гребаным аукционом.
Крепче сжимает кулак с намотанными на него волосами.
— Охрана сообщила о твоей пропаже, потому что дура-администраторша проворонила этого конченного недомерка, — играет желваками, показывая раздражение от упоминания Виталия. — Я вылетел из Германии сразу, как узнал, что ты исчезла. Поднял связи, чтобы найти тебя... Подослал своего человека, чтобы не спугнуть эту тварь, — он прерывает торопливый рассказ. — Ты внимательно слушаешь, Ника? Я бы не опустился до такой низости. И я... — он хмурится и опускает взор. — Сожалею о ринге.
Я смыкаю и размыкаю рот, но не нахожу подходящих для парирования слов. Внезапно чувствую укол вины в самое сердце из-за своей острой реакции и нежелания начинать разговор по душам, потому что под толщей скептицизма теплится вера. Его настойчивость и непредсказуемое раскаяние смягчают меня изнутри. Архипов опаляет жаром до тех пор, пока последние льдинки во мне не тают с потрескиванием.
