Обхватив руками пиджак, который норовил соскользнуть с плеч, не сводила взгляда с уличного фонаря, под светом которого роем крутились снежинки.
— Я сейчас ничего тебе не скажу, но со временем ты поймёшь… — Александр взял меня за руку и повернул к себе. — Независимость — вещь, конечно, хорошая, но ты тоже можешь быть кому-то нужна… И сама нуждаешься в заботе, — посмотрев в мои глаза, он добавил: — Хоть и упорно отказываешься об этом думать.
Легонько потянув на себя, он повёл меня внутрь зала, где уже изрядно охмелевшие гости в очередной раз кричали «горько» молодожёнам.
— Свидетелям — «горько»! — громкий призыв мужчины в светло-сером пиджаке всколыхнул всплеск эмоций среди гостей. Они тут же подхватили эту идею и уже спустя секунду громко скандировали призыв к поцелую: — Горько! Горько! Горько!
Александр развернул меня к себе, слегка потянув за лацканы пиджака, который всё ещё находился на моих плечах. Медленно наклоняясь к губам, он не сводил карих глаз с моего лица. Я закрыла глаза и подалась на встречу ему. Наши губы слились воедино. Медленно, без напора, Александр целовал меня, оставляя на губах пьянящий вкус красного вина. Слегка придерживая под локоть, он давал возможность в любую минуту прервать поцелуй. Сейчас всё зависело от меня.
— Один! Два! Три! — публика, довольная столь ярким зрелищем, вела отсчёт. — Пять! Шесть! Семь!
Я открыла глаза, прервав поцелуй. Подняв их на Александра, встретилась с его взглядом. Ни насмешки, ни эгоизма, ни самолюбия. Только уважение, взволнованность и нежность.
«Чёрт! Что же ты делаешь! Нельзя! Нельзя! Нельзя!» — я мысленно кричала на саму же себя, заставляла отвести взгляд и отойти, как ни в чём не бывало, на своё место. Но не могла. Вся моя сущность отказывалась действовать по указаниям разума. Хотелось прижаться к нему и не отпускать. Хотелось стать нежной, ласковой, любимой. Хотелось быть его. Отдаться во власть этих карих глаз, броситься в омут с головой…
Тяжело вздохнув, я дала возможность Александру помочь мне сесть за стул.
— Не надейся, что я буду такой всегда, — сняв пиджак, отдала его мужчине. — Парой слов меня не покорить.
Улыбнувшись, он прикоснулся ладонями к моим плечам и направился к своему месту, напротив моего.
— Я покорю тебя теплом… — одними губами прошептал Александр, жестом приглашая меня выпить немного вина за молодых.
Глава 11
«Не надейся, что я буду такой всегда. Парой слов меня не покорить…» — Удаляясь от мужчины, я растворяюсь в темноте. Тишина, сумрак, холод. Шелест шлейфа платья и громкий стук каблуков ведет меня в неизведанное, загадочное, страшное. Ночная мгла поглощает, ловит в свои ссылки одиночества, прячет от будущего. Впереди нет ничего. Пустота, убивающая всё внутри….
Я подскочила в постели. Сердце бешено колотилось. Слёзы одна за одной сбегали по щекам. Сон, преследовавший меня чуть ли не каждую ночь, в который раз заставил подняться намного раньше положенных шести часов утра.
Александр. Его спокойствие и мужество закралось в сердце, заставляя прокручивать в памяти сладкие моменты нашей последней встречи.
Высокий. Сильный. Красивый. Да уж, некуда деваться. Он сумел проломить крепость моего сердца. Пронзительный взгляд карих глаз прожигал и смущал.
Нежный. Ласковый. Обворожительный. Умелый танцор. Боже, как он ведёт в танце! Крепкие руки обнимают талию, направляя каждый следующий шаг. Поддерживают спину. Прижимают к себе, тут же отступая назад. Губы вот-вот коснутся лица. Всё ближе, ближе, ближе. Улыбка. Пристальный взгляд в глаза — секунда — и музыка снова повела в танце. Виски сжимает от истомы, пальцы дрожат от переизбытка эмоций. Он же, всё так же улыбаясь, крепко прижимает к себе податливое тело.
Ни грамма вольности, наглости, своеволия. Уверенно, Александр покоряет с каждым следующим па.
О! Как злилась я тогда. На саму себя. За слабость. Безвольность. За дрожь в коленках и неуверенную ходу. За негу, которую вызывал аромат его духов. За предательскую реакцию организма, когда его сильные руки касались открытой кожи на спине.
А он лишь тихо улыбался, галантно провожая к столу.
***
Протерев руками глаза, я попыталась сбросить с себя ночное наваждение, чтобы забыть остатки сна и вновь нахлынувшие эмоции.
«Нельзя! Не смей! Стой!» — ум и расчётливость изо всех сил вопили на проблески любви, которая несмело прорастала в сердце. Оно не хотело слушать. Закрывало глаза на всё. Оставляло позади боль и горести. Лишь бы ещё раз ощутить тёплые ладони на своей спине. Услышать знакомый голос. Вдохнуть аромат его тела.
Как хочется прижаться к нему. Обнять. Обхватить руками и никогда не отпускать. Всё рассказать. Кому угодно. Тане, маме, Марине Викторовне. Кому-нибудь. Лишь бы подтвердить, что это не фарс, не выдумка, не дымка ночного сна. Чтобы ещё раз ощутить, как сердце заходится в трепете, когда он подходит ближе. Как хочется быть счастливой, забыть одиночество и боль. Расстаться с прошлым раз и навсегда…
Горько улыбнувшись самой себе, я направилась в ванную. Холодная вода окончательно смыла остатки сна. Загнала все разбуженные чувства в отведенную каморку в душе. Вытеревшись пушистым махровым полотенцем, посмотрела на себя в зеркало. Ну вот, что и требовалось доказать: серые глаза вновь приобрели свою уверенность и холод. Сосредоточенный взгляд, строгая, едва уловимая улыбка. Пара взмахов кисточки — и влюблённость скрылась за маской расчётливости и карьеризма.
Я не создана для любви…
Меня ждут другие цели в жизни…
Улыбнувшись самой себе, я направилась на кухню за чашкой неизменного кофе «Арабика». Горькая ароматная жидкость согревала изнутри, дарила вдохновение на новый рабочий день. Сделав очередной глоток напитка, мысленно прошлась по списку работ на сегодняшний день.
Ох, столько всего надо сделать! С утра два собеседования на должность секретаря. Таня окончательно ушла с работы и подарила всю себя мужу и любимому хобби. Глупая она: до сих пор никто не может её уговорить заняться дизайном всерьёз. На свадьбе даже поспорить с ней пришлось. На бутылку шампанского.
Поставив белую чашку на блюдце я достала из сумочки кожаный блокнот и размашистым почерком вывела пару слов. Нарисовав в конце жирную точку, внимательно посмотрела на результат. Ещё два движения — и под надписью «обсудить с Таней шампанское» появились две ровных полоски, главной обязанностью которых было подчеркнуть всю важность написанного.
