– А ты точно та самая святая? Словно меня совсем не знаешь, – чуть улыбнулся злодей и встал рядом со мной, с трудом поджавшей к себе ноги и пытающейся не кривиться от боли и нежеланных чувств. – Если я сказал, что защищу, то так и сделаю.
От его уверенности меня покоробило. Резко подняла на него глаза, хотя думала, что ещё долго не смогу этого делать спокойно.
Он наклонился ко мне, схватил за подбородок. Совсем не разозлился, когда попыталась вырваться, только провел рукой по моей щеке.
– Твои глаза, застывшие в них слезы? – словно сам задался ответом на вопрос, нежно коснулся моих губ пальцами. – Или может твои руки…
Мы посмотрели на мои руки, до треска рвущейся ткани сжавшие одеяло, и я резко отпустила его.
– Я отвечаю за свои слова ещё с детства, – сказал Анри, вновь взглянув мне в глаза и убрав руки за спину, – ты меня этому научила.
Застыла, впервые услышав такую нежную интонацию из его уст. Хотела возразить, ведь я ничему не учила и, по моему мнению, вообще ничего путевого сделать не смогла, но моей реакцией воспользовались. Анри буквально укутал меня в одеяло и подхватил на руки.
– Что ты делаешь? – опешила, прижимаясь к нему c растерянностью.
– Помнится, ты должна мне ужин, – напомнил он с легкой улыбкой.
– Сейчас?! – попыталась дёрнуться, чтобы посмотреть на часы, но меня больно ухватили за подбородок.
– Сейчас, – подтвердил злодей и с коварной ухмылкой направился к открытому окну.
Глава 8. Романтика на крыше
Через открытое окно в комнату ворвался ледяной ветер, пробравший меня до костей. Поздняя осень – не лучшее время для прогулок в одной ночной сорочке, даже если сверху ты замотана в пуховое одеяло. Невольно прижалась к Анри, он хоть раздражает, но зато теплый.
– Ты что, правда, через балкон пробрался? – с недоверием бросила, думая, что это просто дурацкая шутка.
За открытым окном действительно имелся балкон, однако узкий и неудобный, наверняка предназначался больше для горшков с растениями, а не для визитов недоделанных Ромео. Но когда злодеев подобное останавливало? Хотя с трудом себе представляю, как Анри пользуется паркуром, чтобы забраться на балкон. Со всей той охраной под домом, что собрали они с отцом, только Анри и мог подобное провернуть.
– Конечно, – ответил он, как-то быстро пробежавшись взглядом по комнате.
– А через дверь войти нельзя было? Или хотя бы прийти не в четыре часа утра! – прорычала сердито, все ещё злясь за то, что он не появлялся все это время.
Единственный человек в этом мире, который знает кто я на самом деле, ни разу не соизволил появиться на обед или ужин, зато драгоценная кузина является, когда хочет и разрушает и так хлипкие отношения с отцом. Господин Карвалье даже не пришёл пожелать мне сегодня спокойной ночи, что раньше всегда делал.
– С этим возникли маленькие проблемы, – все тем же рассеянным голосом ответил он мне и вдруг, вместо того чтобы нести к окну, передумал.
Меня посадили в домашнее кресло, в котором по утрам Элла обычно возит меня на водные процедуры. Кстати, где Элла? Она же так чутко спит, неужели не слышит наш разговор? Или она не в своей комнате? Зная Курта, не рискну обратное утверждать. Хотя мне дела нет до их личной жизни, мне бы со своей разобраться. Из-за одеяла я едва не вывалилась из кресла, но злодей удержал. Метнулся к моему столу, стащил с кресла свой же пиджак и застыл на миг в удивлении. Да, это именно тот пиджак, что он одолжил мне на празднике госпожи Чарльз. Анри явно его узнал и попытался поймать мой взгляд, но я упрямо отвернулась, закутавшись в одеяло. Пиджак все время висел там, хотя Элла хотела его убрать, а я убеждала саму себя, что нужно отдать его Курту, но не смогла не то что избавиться от него, но даже коснуться. Глупо, но почему-то я часто поступаю в последнее время нелогично. Граф подошёл ко мне и помог одеться в собственный пиджак.
– Ты что серьёзно собрался меня похитить? – спросила с иронией, уж больно подобное казалось каким-то детским поступком, особенно для него.
Анри присел возле меня и принялся застегивать пуговицы на собственном пиджаке, спокойно, словно ребенка одевает.
– Анри?! – позвала, заметив, что он даже не слушает. – Что ты творишь?
Схватила его за руку, не давая закончить, и тем самым заставила посмотреть на себя. Улыбнулся тепло, но совсем не как ребенок в моих кошмарах. Замотал в одеяло, снова подхватил на руки. Я поняла, что он не шутит, когда он легко, играючи, запрыгнул на подоконник.
– Что ты творишь?! Отпусти меня немедленно! – взвизгнула, упираясь рукой в раму, хотя это вряд ли ему помешало бы забрать меня.
– А то что ты сделаешь? – в его голосе вызов и насмешка.
– Я закричу и подниму весь дом на уши! – уверенно заявила, упираясь второй рукой ему в грудь.
– Кричи! – ухмыльнулся он, теснее прижимая меня к себе, так что даже одеяло показалось мне тонким, почти неосязаемым препятствием между нашими телами.
Открыла рот, но не закричала, он накрыл его поцелуем. Вырвалась, с трудом и словно против своей воли. Надо заканчивать с кошмарами, после них мозги как-то неправильно работают.
– Я знаю только такой способ закрыть тебе рот, – он чуть улыбнулся, не спеша убирать свое лицо от моего. Его губы почти касаются моего носа, дыхание обжигает лицо, а глаза читают меня как открытую книгу. Хочу, хочу ещё! Губы дрожат, когда открываю рот, чтобы вскрикнуть, желая, чтобы мне так «закрыли рот».
– Но боюсь, затем ты будешь кричать отнюдь не от страха, – сладко и многообещающе прохрипел он, оставляя поцелуй на моей шее. О, Темный, сколько обещаний было в этой фразе и поцелуе, что я прикрыла глаза, стараясь удержаться от соблазна.
– Это больше на похищение похоже, чем на приглашение на ужин, – отвернулась, пытаясь унять внутреннюю дрожь.
– Но ты же считаешь меня злодеем, надо соответствовать, – ухмыльнулся Анри, переступая подоконник и спрыгивая на узкий балкон. Сразу стало холоднее, а этот бред все меньше походил на затянувшуюся шутку.
– Так ты и в самом деле похищаешь меня? – то ли спросила, то ли констатировала факт, слегка дрожа на холодном ветру.
– Всего лишь до рассвета, если не захочешь остаться навсегда, – он чуть улыбнулся, а я не смогла сказать и слова, шокированная его словами. Моего замешательства хватило, чтобы Анри подошёл к краю балкона, так что я на его руках оказалась в четырех метрах над землей.
– Так почему же ты не кричишь, не зовешь на помощь, Анна? Разве я не тот, кого ты боишься? Тот, в руках которого дрожишь от страха и больше всего на свете не хочешь видеть? – его губы дрогнули в улыбке, а из глаз впервые исчезла та холодная стена, которой он отгораживался от мира, чтобы выжить.
– Я не…– попыталась сказать, что это не моё имя, но он не слушал. Взял мою руку, которой я держалась за его шею, прижал к моей груди в области сердца и накрыл сверху своей ладонью.