Книга Самсон и Надежда - Андрей Курков

Сапожника Голикова со спины можно было легко принять за юнца лет шестнадцати. Щуплый, низкорослый и сутулый, даже когда он стоял, то лоб его нависал над носками ботинок так, словно он именно носками своих ботинок в этот момент пристально интересовался. Все становилось на место, когда он садился в своей мастерской за сапожную лапу. Тут уже сразу становился понятен постоянный наклон его головы.

Когда Самсон подошел к углу Жилянской и Дьяковского переулка, то сразу растерялся, потому что очевидного жилого дома тут не было. Однако пострадавший от кражи сапожник указал в заявлении не домашний адрес, а мастерскую — небольшой, приземистый деревянный домик, покрашенный в городской синий цвет и именно этой покраской как бы подчеркивавший свой ранг и свое отличие от обычного деревянного сарая, какие предприимчивые местные жители, ощутившие отсутствие привычного закона и порядка с наступлением революции и войны, понастроили во всех возможных закутках Галицкой площади и прилегающих базарных улочек и переулков. Но если в тех не крашенных сараях жители хранили для продажи дрова и прочее, тут, в приличной сапожной мастерской, в глаза бросался забытый было порядок, а в нос — аромат сапожного вара, воска, ваксы и разных видов вымоченных и еще не вымоченных кож.

— Вы меня расстрогали! — На глаза сапожника набежали слезы. Он смотрел на высыпанные из мешка на рабочий стол заготовки и постоянно трогал их руками, словно именно руки соскучились по украденному. — Я уже не верил! Мне и жена говорила: «Не неси никаких жалоб! Тебя еще виноватым сделают! Что, не видишь, что даже убитых с улиц не сразу убирают!» Но я же помню, как при царе было! Меня ведь уже грабили! Шесть раз!

— Шесть? — удивился Самсон. — А мне казалось, раньше столько краж не было!

— Что вы, молодой человек! Тут? Да тут, вокруг Галицкой всегда были грабежи и кражи! Я уже молчу про карманников на рынке! Но вы меня расстрогали! Можно, я хоть денег вам дам?

— Что вы! Ни в коем случае! — испугался Самсон. — Мое дело — вернуть краденое, и все! Вот тут распишитесь в получении! — подсунул он сапожнику опись возвращенного имущества.

Тот достал карандаш и поставил закорючку.

— Медных гвоздей, о которых вы писали, у воров не оказалось!

— Они их на улице уронили! — махнул рукой сапожник. — Я их потом сколько увидел на дороге, столько и собрал! Конечно, меньше, чем было! Они мелкие, между булыжников засыпались! А может, пойдемте ко мне! Жена борщу нагреет! Пообедаете с нами?

— Нет, я в столовой обедаю! — решительно отказался Самсон.

Но в душе у него разливалось небывалое раньше тепло от осознания того, что вот простого, можно сказать — простейшего человека он сделал счастливым, просто совершив служебную справедливость, вернув краденое. Прав Найден — человек, у которого украли столовое серебро, вряд ли будет так благодарить, если ему вернут все вилки-ложки или их часть.

Сапожнику, если судить по лицу, было лет сорок, хотя тяжелый труд и сама рабочая поза уже наложили на его фигуру отпечаток, который останется с ним до смерти. Черный фартук, надетый поверх овечьей безрукавки, выглядывавшей краями шейного выреза возле головы, придавал ему основательность и самоуважение.

— Если сапоги прохудятся — сразу ко мне! — сказал напоследок хозяин мастерской. — Я перед вами в долгу! Так что не забывайте!

Уже на улице под свежим весенним ветерком спрятал Самсон пустой мешок из-под заготовок в холщовый саквояж-баул, одолженный у Васыля из кладовки вещдоков. Там пока лежали костюмные выкройки, но занимали они дорожную сумку не полностью, так что для мешка в ней места хватало с лихвой.

Дальше по намеченному плану отправился Самсон на трамвае «девятке» до угла Мариинско-Благовещенской и Кузнечной, а оттуда дальше пешком на Немецкую к портному покойного отца, от которого он хотел услышать мысли о том из его коллег, который стал жертвой грабежа или кражи и не сообщил об этом.

Портные, конечно, являли собой класс более высокий, чем сапожники. С ними можно было пить чай и говорить о политике, что как раз портной покойного отца и доказал уже дважды. Ну и кроме того, думал на ходу Самсон о том, что портных в городе не так много и наверняка они друг друга знают, как и сапожники, которых должно быть в Киеве больше, чем портных, ввиду приземленности и крайней необходимости их труда для всех жителей, а не только для тех, кто имеет вкус и деньги.

Специалист по фракам и жилеткам, портной Сивоконь очень обрадовался, открыв Самсону двери. Впустил его в свой мир радушно. Усадил на мягкий стул, крикнул жене, чтобы поставила чайник.

— Вы уже бинт сняли! — сказал участливо, примерившись взглядом к заживавшему обрезу уха, едва выглядывавшему из-под кожаной фуражки.

— Да, — кивнул Самсон.

— Что-то в вас изменилось, — наморщил лоб Сивоконь. — В лице! Вы как будто повзрослели!

— Да я так и чувствую, — признался Самсон и, открыв раскладывающееся в квадрат «горло» саквояж-баула, выложил на пол пустой мешок, а потом стал выкладывать уже на стол аккуратно сложенные костюмные выкройки.

При этом действе взгляд портного заострился, он даже поднялся со своего венского стула и подошел поближе. Расправил ладонью одну выкройку, надел очки и наклонился над написанными мелом на ткани циферками.

— А что это у вас? — он поднял взгляд на парня. — С чем это вы ко мне пришли?

— Понимаете, — заговорил Самсон, опустив на стол последний кусок расчерченной мелом черно-коричневой полосатой ткани, — это вот краденое… Но заявления от пострадавшего портного не поступало! Может, знаете, кого из портных в последнее время грабили?

— Да всех грабили! — Сивоконь пожал плечами, потом вернулся взглядом к ткани. — Это же йоркширская шерсть! Ишь ты! — Он примял край ткани пальцами. — Дорогущая! Видно, из старых запасов! — Взял двумя руками один кусок, поднял перед собой. — Ага, боковушка передней части… циферки-циферки… Почерк на Бальцера похож! Он так любит, чтоб все циферки под углом, вверх уходили!

— А где его найти?

— На Бассейной, возле бывшей школы десятников. Почти на углу, напротив крытого рынка! Только не думаю, что он в городе! Говорили, что он в Брюссель собирался!