И больше, черт возьми, никогда не смела произносить эту дурь про «просто бумагу».
Но вместо этого последними остатками разума я доезжаю до дома, и там тупо жду, пока Элли скроется в доме. Идет, дрожа всем телом, но спина настолько прямая, что лопатки едва не касаются друг друга. Сгибаемая, тонкая, на вид хлипкая, но твердая внутри, как камень.
Ее бы упрямство и силу, да в нужное руслу…
Устало прислоняюсь к рулю, прикрываю глаза, и думаю, думаю, думаю… Я все равно узнаю, кто этот тип. Завтра приволочу Майлгиса за шкирку в этот центр, и просмотрю все камеры, что найду там. Затем найду засранца, и выпытаю, что ему надо от моей жены. Уж с ним-то церемониться мне не придется, это не рыжее хрупкое создание…
Мои кулаки устало разжимаются, и я вновь думаю об Элли. Что могло заставить девушку так покрывать этого незнакомца? Кто он ей? Почему они вместе пришли в центр? Это все намекало на какие-то близкие отношения между ними, но не могу представить, что Элли… Встречается с кем-то таким.
Черт, мне вообще казалось, что девчонка не целовалась ни разу до меня! А учитывая то, что написано в справке…
Резкий стук в окно заставляет напрячься, но тут же расслабленно отпираю двери, чтобы пропустить Пинки в салон. Мать в огромной толстовке с двумя кружками кофе выглядит на редкость домашней и уютной, и я с удовольствием принимаю из ее рук дымящуюся кружку.
— Я видела, как Элли пробежала к себе в комнату, — без вступлений начинает она, — мне показалось, что она чем-то расстроена. Что случилось?
— Случилась дура, — отвечаю резко, потому что сам еще на эмоциях.
Ловлю осуждающий взгляд карих, как у меня, глаз, и устало вздыхаю.
— А что ты хотела услышать?
Действительно, что? Мы поругались? Или просто расставили точки в наших странных отношениях? А может, это всего лишь недопонимание, и назавтра все пройдет?
Я не знал, и понятия не имел, что ответить Пинки. У нас никогда не было задушевных бесед, я просто не умею с ней делиться.
— Крис, — мама тихо зовет, и я неволей прислушиваюсь к дальнейшим словам, — когда ты только привел в свой дом Рейчел, я твердо решила, что лезть к вам в отношения не буду. Даже если мне будет что-то не нравится, это ваше дело и только ваше. К сожалению, отчасти с моей подачи, ты слишком поздно понял, какой на самом деле была мать Киры. И я до сих пор не знаю, правильно ли поступила тогда, когда смотрела на ее выходки и терпеливо держалась в стороне.
Мы одновременно делаем по глотку кофе, и мама продолжает.
— Сейчас я также не знаю, как поступить. Промолчать или… Попытаться помочь? Давай ты просто сам скажешь, нуждаешься ли в моих советах, потому что если нет…
— Нуждаюсь.
Мой ответ тверд и быстр, ведь если у матери есть дельные мысли на сей счет…
— Поговорите, — мягко увещевает Пинки, и я морщусь при воспоминании о прошедшем «разговоре», — даже если первый раз не получилось… Не молчите. Ты никогда не поймешь, почему она действует так или иначе, пока она сама не расскажет. Поверь, этой девочке нужно, чтобы ее выслушали… Пусть даже она сама не понимает, насколько.
Я киваю, и оставшийся кофе мы пьем в молчании. А я попутно вспоминаю, в каком из ящиков завалялся мой армейский ремень, и как моя жена отреагирует на новое предложение «поговорить».
Глава 27
Элли
Когда на пороге собственной спальни (в свою вернуться после пережитого я так и не смогла) появляется Кристофер наперевес с тяжелым ремнем, я удивленно икаю, не понимая, как реагировать.
Он что, лупить меня собрался?!
Я знаю, что была неправа, но если еще недавно между нами полыхали искры и была неподдельная злость и тягость, то теперь, когда он стоит в дверном проеме с ремнем, градус разговора как-то сразу меняется.
Не в лучшую или худшую сторону.
А в юморную, похоже.
— Чего ты? — совсем не по-взрослому интересуюсь я, с опаской глядя на ремень.
Меня не раз лупили. И в другой ситуации я тряслась бы до стукающихся зубов от вида тяжелой бляхи с металлическими вставками… Но, как бы правильно выразиться…
Я знала, что Кристофер не тронет.
Запредельное знание, которое я чувствую благодаря каким-то там инстинктам, а не доказательно-подкрепляемой базой. Нет никаких аргументов, но я готова поставить свою жизнь на то, что мой муж не причинит мне физической боли.
А потому позволяю себе расслабить голову, и не искать лихорадочно оправданий, чтоб не получить заслуженные удары.
— Я — ничего, — флегматично отвечает Крис, входя в комнату, и захлопывая за собой дверь.
Затем встает прямо у края кровати, на которой посередине сижу я, и, звонко резанув ремнем воздух, ударяет по торчащему деревянному краю.
Будь на месте кровати моя задница, я бы визжала от оглушающей боли. Но все равно, ни капельки не страшно. Потому что уверена на все сто — моей задницы под этой пряжкой не будет.
Но я все равно поджимаю колени к груди, больше от неожиданности, чем от ощущения опасности.
— Я зол, жена, — говорит Кристофер, и еще раз лягает по изножью кровати, — за то, что ты наговорила в машине.
Хлыст ремнем.
— За то, что ты упряма до безобразия.
Хлыст ремнем.
— За то, что отказываешься доверять мне, хотя я точно этого не заслужил.
Хлыст ремнем.
— За то, что ты сбежала, и нарушила все правила безопасности, которые мы обговаривали.
Хлыст ремнем.
— И за то, что я все равно хочу тебя голую в пене из ванной, и целовать твою непослушную моську.
Самый громкий звук удара, а затем Крис просто выбрасывает ремень в дальний угол комнаты, и ловко, одним движением, взбирается на кровать. Я теряюсь от неожиданности, от слов, которые просто не заслужила своим поведением, и оттого не успеваю среагировать и уползти.
А меня уже хватают за лодыжки, стряхивая вниз, и укладываю под себя. Кристофер нависает на руках надо мной — и обжигает взглядом, открытым, настоящим, где есть боль и желание, а вместе с тем злость и отчаяние.
— Динозаврик, хватит, — пресекает он мои попытки вырваться на свободу, — я отхлещу тебя по-настоящему, если не скажешь правду. Считаю до пяти.
Он не сделает этого.
Я настолько уверена, что просто закрываю глаза, и жду его счет, не собираясь открывать рот. И, лишь когда прозвучала последняя цифра, и меня начинают переворачиваться на живот, распахиваю глаза.
— Что ты…
— О, дорогая, только не делай вид, что не понимаешь! — рявкает Крис, и одним движением укладывает меня животом на свои колени, — я предупреждал же!
