Отдайте мне всех тех, кого гнетет жестокость вашего крутого нрава, — изгоев, страстно жаждущих свобод. Стань маяком величия и славы, светильник мой у золотых ворот![33]
Несмотря на то что книга Мэдисона Гранта увлекла практически всю нацию, далеко не все поддались описанным в ней заблуждениям. Генетик Томас Морган, который позже получил Нобелевскую премию за открытия, связанные с хромосомами, отметил, что нет никакой нордической или арийской расы. С точки зрения биологии все люди были продуктом смешения разных генетических сред. Существовала только одна раса — человеческая.
Экономист из колледжа Уэллсли Эмили Болч, также впоследствии лауреат Нобелевской премии, считала евгенику еще одним печальным примером, где сильный эксплуатировал слабого: «Человека, который так легко переходит от рассуждений о форме черепа к обширным, но недоказуемым социологическим и историческим обобщениям, можно назвать опрометчивым. Неплохо бы надеяться, что лженаука, [которая] делает функцией сильного человека очищение мира от слабых, уже устарела».
Генри Менкену, сатирику, эссеисту и редактору журнала American Mercury, также было неприятно от надменности и превосходства родившихся в нужном месте в нужное время и считавших, что они попали в яблочко: «Мое впечатление, хотя я сам блондин и отношусь к нордической расе, что истинный член великой расы, по крайней мере в современном мире, часто неотличим от таракана».
Но, пожалуй, самые резкие суждения, идущие вразрез с общепринятыми, вышли из-под пера британского писателя и поэта Гилберта Честертона. Говоря об иммиграционных законах, он четко разделял науку Грегора Менделя и лженауку Мэдисона Гранта: «Не нужно отрицать наследственность, чтобы противостоять такому законодательству, но нужно отрицать духовный мир, чтобы противостоять эпидемии сожжения ведьм». К сожалению, слов Моргана, Болч, Менкена и Честертона никто не услышал в шуме голосов в поддержку Мэдисона Гранта и его теории.
В конце концов эти домыслы были опровергнуты историей. Грант предсказывал, что для ассимиляции иммигрантов в американскую культуру «потребуются столетия». Но это произошло за одно поколение. Европейские иммигранты быстро теряли акцент, получали ученые степени и занимали видные должности в бизнесе, медицине и юриспруденции. Как оказалось, среда имела значение.
После публикации «Заката великой расы» Мэдисон Грант стал главным теоретиком по расовым проблемам в Америке, где все уже были готовы поверить, будто этот вопрос самый важный. В течение следующего десятилетия Грант с помощью своих полномочий повлиял на правительство, чтобы оно приняло четыре иммиграционных закона, пытающихся сделать США более американскими. Один ученый того времени называл их «самой амбициозной программой биологической инженерии Америки».
В 1917-м, через год после того, как Мэдисон Грант опубликовал свою книгу, конгресс принял закон, запрещающий въезжать в страну «всем идиотам, имбецилам, слабоумным, эпилептикам, сумасшедшим [и] психопатически неполноценным людям». Согласно этому закону все должны были в обязательном порядке пройти тест на грамотность. В ходе обсуждений один из конгрессменов зачитал отрывок из «Заката великой расы». Во исполнение этого закона около 1500 иммигрантов в год не получали разрешения на въезд. Ситуация менялась. Счастливее всех в это время был Чарльз Дэвенпорт, который в письме Гранту призывал его продвигать иммиграционные ограничения: «Давайте воздвигнем высокую стену вокруг этой страны, чтобы не допустить представителей низших рас; или это будет слабая плотина, и пусть наши потомки оставят страну чернокожим, краснокожим и желтокожим». Сто лет спустя Дональд Трамп сказал: «Людские потоки льются через наши границы, что ужасно. Мы должны построить стену. Я строю величайшие здания в мире, и мне легко построить стену. Это будет стена. Настоящая стена, а не та, через которую можно перелезть».
В 1921 году конгресс принял чрезвычайный Закон о квотах, который еще больше ограничил число иммигрантов. Один конгрессмен, поддерживающий законопроект, сказал: «Вопрос… очень простой: должны ли мы сохранить эту страну, переданную нам благородными и прославленными предками, для американцев и передать ее потомкам, как думали наши предки? Или мы позволим захватить ее и исчезнуть под натиском разнородного и многоязычного скопления иностранцев, большинство из которых просто накипь, субпродукты и налет Земли». За год до введения Закона о квотах в США въехали около 800 000 иммигрантов; через год после его принятия это число сократилось до 300 000.
В 1924 году конгресс принял закон «Об ограничении иммиграции», который ввел более суровые квоты. Перед Первой мировой войной в США ежегодно въезжали до миллиона иммигрантов. После 1924 года их число сократилось до 20 000 — небольшая горстка, с которой мирились даже самые ярые сторонники евгеники.
В 1929 году конгресс принял закон «О национальном происхождении», еще более ужесточивший правила иммиграции. Евгеники добились именно того, чего хотели. За четверть века в страну переехало меньше народу, чем в одном только 1907 году. Мэдисон Грант был в восторге. «Это один из величайших шагов вперед в истории нашего государства, — сказал он. — Мы закрыли двери как раз вовремя, чтобы нордическую популяцию не захватили низшие расы». Директор острова Эллис, самого крупного пункта приема большинства европейских иммигрантов, прокомментировал ситуацию, сказав, что иммигранты теперь начинают больше походить на американцев.
