— Ты думала! — передразнил ее Пьер. — Представляю, какую ерунду ты вбила себе в голову: недостаточно хороша, образованна и воспитанна, чтобы находиться в компании с моими друзьями, у вас разные ступеньки на социальной лестнице, так?
— Не совсем так…
— Так, так. Ты же не дослушала до конца нашу беседу и не знаешь, что я ответил. У тебя, дорогая, тоже есть недостатки, и один из них — твое себялюбие, да, да. Ты обвиняешь меня в себялюбии, но не замечаешь того же за собой. Так-то, моя кошечка.
— Ноя…
— Не пытайся оправдываться. Ты подозреваешь всех, что тебя не уважают.., над тобой смеются.., ну и так далее. И напрасно — ты вполне самодостаточна, не говоря уже о том, что как женщина ты обольстительна.
Эмма не знала, что сказать. Как он ловко все повернул, она же еще и виновата. Но может, Пьер прав? Она слишком долго несла на своих плечах тяжкий груз: сиротское детство, бедность, отсутствие всякой поддержки. Конечно, она боится, что жизнь может ей подкинуть еще какой-нибудь неприятный сюрприз.
— Даю тебе пять минут, чтобы успокоиться, довольно сухо сказал Пьер. — А затем приведи себя в порядок и возвращайся к гостям.
Эмма кивнула и пошла к себе.
Но она больше не вернулась в гостиную: слишком тяжело у нее было на душе, чтобы смеяться шуткам Дага и болтать о пустяках с Евой. Она разделась и забралась в кровать. Разумеется, заснуть не смогла, размышляя над тем, что сказал Пьер, копаясь в своих чувствах и думая о будущем. Но ничего толкового она не придумала и заснула, в слезах и несбыточных мечтах: она почему-то решила, что Пьер придет к ней вечером, когда уйдут гости.
Проснувшись довольно рано, Эмма спустилась в кухню, решив выпить кофе. Сидя за красивым белым столом, она терзала себя, спрашивая, почему же он все-таки не пришел? Интересно, он тоже плохо спал? И что делает сейчас? Кофе был очень горячий, а она слишком нетерпелива, поэтому, сделав большой глоток, Эмма тут же обожглась и не услышала, как отворилась дверь и предмет ее мечтаний предстал перед ней, как всегда великолепный и самоуверенный, хотя и с самым невинным видом. Увы, Эмма теперь хорошо знала, что кроется за этим невинным видом. Ее тело тут же напомнило ей о его мужских подвигах.
Бежать! Это была ее первая мысль. Бежать от этих зовущих голубых глаз, от этой мускулистой груди, на которой она столько раз лежала, томная и удовлетворенная, от этих властных губ. Но ноги отказывались ей повиноваться. Вымученно улыбнувшись, она выдавила:
— Еще очень рано, я думала, ты спишь… — Она прижала руки к груди, как бы извиняясь за свой пеньюар. — Ты всегда так рано встаешь?
— Почти. Но сегодня я еду с Лоуренсом в Корнуолл, я же говорил тебе, — удивленно произнес он, не отрывая от нее глаз. Эмма, несмотря на свой неприбранный вид, а может быть, именно поэтому, выглядела сейчас особенно привлекательной. Пеньюар едва прикрывал ее точеные формы. Пьер не мог оторвать глаз от нее, мечтая зарыться в ее роскошные каштановые волосы, рассыпанные по плечам. Его тело отказывалось двигаться куда-либо, кроме одного конкретного направления. Он очень хотел прийти к ней прошедшей ночью, но решил, что разумнее будет дать ей успокоиться и переварить ситуацию. Сейчас он жалел об этом, вспомнив, как крутился всю ночь на смятых простынях. Нет, он не поедет никуда, сейчас затащит ее в постель и не отпустит до тех пор, пока она не запросит пощады.
— О, как я могла забыть! Как счастлив будет твой сын, представляю. Теперь он сможет отдаться творчеству.
— Ну, я не разделяю твоего оптимизма. Он уже много раз начинал какое-то дело, в полной уверенности, что это то самое, без чего он не может жить. Ты заблуждаешься, дорогая, он не так целеустремлен, как тебе кажется, — проговорил Пьер, не сводя с нее горящего взгляда.
— Все равно я рада, что вы помирились, — покраснев, ответила она, не зная куда деваться от смущения. — Всегда хорошо иметь рядом отца. Я, может, говорю не то, что тебе нравится, но таково мое мнение.
Пьер почувствовал, что переборщил. С его стороны бестактно говорить с Эммой о подобных вещах, когда у нее такой отец.
— Прости меня, но мне кажется, твой отец однажды вспомнит, что у него есть дочь, и найдет тебя. Не теряй надежды.
— Сомневаюсь. Вот ты, например, уже не раз говорил мне, что отцовские обязанности тебе в тягость, видимо, мой отец из той же породы, — она подняла на него глаза.
Какие красивые у нее глаза, подумал Пьер. Томные, с поволокой, умные. Как это редко сочетается! Но Эмма не подозревала о чувствах, обуревавших Пьера, и продолжала:
— Пьер, я решила уйти из твоего дома. Но не потому, что обижена. Мне надо отдохнуть, побыть одной. Давай расстанемся как цивилизованные люди. У тебя работа и теперь сын.., а мне нужно подумать о своем будущем. Мне кажется, у меня есть призвание к живописи, я могу стать художником-декоратором или дизайнером одежды.
— Эмма, я рад, что ты так решила, но.., если ты беременна? Разве я не имею права на своего ребенка? — Его властный тон как кнутом ударил Эмму. Да он собственник! И она ответила таким же тоном:
— Ребенка не будет. Тест показал, что я не беременна.., я не успела сказать тебе вчера, да и какое это имеет значение?
Пьер глядел на нее во все глаза, не отдавая себе отчета в том, как ему стало горько. Бог мой, он совсем не думал, что будет так разочарован! Неужели он хотел этого ребенка? Ведь еще месяц-два назад он считал, что с него хватит и Лоуренса. Конечно, он допускал, что был не самым лучшим отцом в Англии, да и мужем тоже, но совершенно не страдал от этого. Почему же сейчас он расстроился? Неужели возраст дает о себе знать?
— Пьер, ты ничего не хочешь сказать? Почему ты молчишь? — донесся до него нежный голос Эммы.
— Я? — И замолчал: в его мозгу шла напряженная работа, он перебирал варианты… Муж? Но нельзя же так сразу, в омут, нужно подождать. —Ты сама-то довольна? Тебе легче? — промямлил он.
Легче? Это было совсем не то, что Эмма ожидала услышать.
— Конечно! — Она отвернулась от него. — Вот полечу в тропики, отдохну, а когда вернусь, подумаю, куда поступить учиться.
— Учиться? — Пьер был потрясен ее растущей час от часа независимостью, хотя еще совсем недавно рассуждал, что ей надо думать о будущем, ребенок от нее не уйдет, и официантка — это не единственная профессия в мире. Такого завершения их отношений он не предвидел.
— Да, дорогой. Ведь у меня нет плеча, на которое можно опереться, значит, я должна получить образование. Возможно, я даже сделаю карьеру, как твои друзья Вебстеры. — Она с удовольствием заметила, как Пьер помрачнел. Так ему и надо, зазнайке!
— Значит, ты думаешь о карьере? — каким-то надтреснутым голосом отозвался Пьер.
И это все?
Эмма не могла понять, что его так взволновало, он же сам недавно долбил ей: учиться, надо учиться, а теперь недоволен.
— Разве этого мало? Ребенок связал бы меня по рукам и ногам. Ты же сам говорил мне, что надо думать о будущем. Что же теперь изменилось?
