медведеобразный волкодав и, смерив нас «ласковым» взглядом, кинулся пробовать на вкус. Мы с дьяком, не сговариваясь, по параболе взлетели на крыльцо и замерли, вжавшись спинами в дверь. Разобиженный нашим бегством пёс, крупно брызгая слюной, бесновался буквально в полуметре, дальше (спаси и сохрани!) не позволяла цепь. Вот тогда-то я в первый раз пожалел об отсутствии вооружённого эскорта…
– Добро пожаловать, сыскной воевода! – Дверь за нашими спинами предательски распахнулась, и мы рухнули в сени.
Я встал со сквернословящего дьяка, отряхнулся и вежливо козырнул встретившей нас женщине. Дородная красавица в стиле кустодиевских барышень, на вид лет тридцать пять – сорок, на лице явный перегруз косметики, одета богато, но как-то неопрятно, безвкусно. Или, правильнее сказать, с очень специфическим вкусом. Ну, тем самым, что заставляет мужчин потеть зимой от страсти, а честных жён бессильно ругаться в любое время года!
Марфа Дормидонтовна, как представилась хозяйка дома, цели моего визита скорее даже удивилась. Мы беседовали с ней в главной горнице, пока две зевающие девушки в уголке подвергались массированному охмурению со стороны воспарившего весенним козлом дьяка. Никогда не думал, что ему до ТАКОЙ степени не повезло в личной жизни…
– Ох, да ну яё, дявчонку глупую… Кака она нам родствянница – сядьмая вода на кисяле, три раза остывшая, щербатой ложкой пряшибленная! Снохи моей золовка от нявесть кого приблудила, а сама по прошлом годе и помярла. Дяржу сироту из жалости, но, коль Господь прибярёт, плакать не буду.
– Тем не менее вы всё-таки несёте ответственность за ребёнка до его совершеннолетия. Не хочу никого запугивать, но вряд ли царь, а тем более отец Кондрат будет столь лоялен к такому вопиющему нарушению божественных и человеческих законов.
– Где уж государю батюшке за всем-то услядить, – мягко поведя круглым плечиком, безмятежно потянулась хозяйка. – А отец Кондрат по молодости и сам сюда частенько хаживал. Нябось не обидит по старой дружбе…
Я невольно покосился на дьяка, но тот прошлые преступления церковного начальства пропустил мимо ушей, ярко расписывая девицам, как он дрался с Митькой за правду, а одолев, всенародно заставил оного выучиться грамоте. Слушательницы пустыми глазами смотрели сквозь хвастливого героя, тщетно напрягающего цыплячий бицепс в разных позах…
– Хорошо, давайте начистоту: в городе уже пропали две взрослые девушки, третья – ваша маленькая Нюша. Во всех трёх случаях жертвам были отрублены косы и заброшены на территорию отделения. Пока нет прямых улик к тому, чтобы считать их бывших владелиц погибшими. Но… время идёт и работает против нас. Я хочу знать: где была, чем занималась, куда собиралась пойти эта девочка в день исчезновения?!
– А ты поберяги сердце, Никита Иванович, на всех никакой сострадательности не хватит. Ежели кака дура по нядосмотру али скудоумию в коровью ляпёшку обеями ногами влезла – так то печаль ня моя. Коса не хвост, отрастёт нябось! Нюшка моя на што девулька шкодная, а и то знала – без разряшения старших из дому и нос в окно ня суй!
– Так вы знали, где ребёнок?
– Завсягда знала, а тока за так ня скажу, – спокойно ответила Марфа Дормидонтовна, строго погрозив пальцем девушкам, напоминая, чтоб дьяку без предоплаты руки распускать не давали. Мало ли – помнёт чего или поцарапает, а при их профессии каждая часть тела всегда должна иметь товарный вид. Девицы, всё так же зевая, беззлобно отвесили гражданину Груздеву по оплеухе. Минуты полторы дьяк пытался восстановить координацию движений и усесться на лавку обратно. Всё молча, язык, видимо, прикусил…
– Однако, гости дорогая, пора бы и честь знать. Уж ты не обяссудь, участковый, пришёл не ждан не зван, с пустыми руками, без гостинцу. Сам холостой, а девок ровно чумы избягаешь. Али взаправду говорят, будто бы по скудности жалованья с Бабой Ягой, не стыдясь, живёшь?
– У нас разные комнаты, вкусы, возраст, вес и представления о браке, – медленно, чтобы не зарычать, выдавил я.
– Ну-у, странности полюбовные и ня такия бывают… – понимающе протянула домохозяйка, окидывая меня профессионально-оценивающим взглядом. Не дожидаясь худшего, я встал, сухо попрощался и развернулся к дверям. Больше мне ничего здесь не расскажут, надо было с бабкой идти. Яга бы живо навела тут армейский порядок, временами мне кажется, что в ней умер великий прапорщик.
– Не спяши, сыскной воявода, за дружка-то твово кто платить будет?
Оборачиваться не хотелось, я начинал тихо паниковать.
– В каком смысле?
– А в таком! На лавке сядел? Девок мял? Приятственность получил явную – вона какую!
– Это его проблемы, и он не мой дружок! Так, увязался…
– Ага-а, на дармовщинку, знать, облязнулся, – неласково сгустила брови Марфа Дормидонтовна, и в горницу быстренько заглянули двое быкообразных мальчиков.
Дьяк безоговорочно признал, что «разговор да лапанье» тоже денег стоют, и внаглую указал на меня как на главного виновника:
– Помилосердствуй, матушка! Я ить лицо церковное, служебными долгами перегруженное, здоровья хлипкого и в скользком деле отродясь не состоящее. Рази б я сам сюды пришёл?! Всё он, змий лукавый, силком во грех толкнул, за химок волок, невинности лишить грозился!
Не то чтобы ему поверили, однако теперь на меня все уставились с укором. Мысленно сосчитав до десяти и сделав три глубоких вдоха, я достал из кармана честный рубль, положил его на лавку и твёрдо заявил:
– Остальное он отработает вам натурой. Рекомендую использовать как живую рекламу победы простатита над склерозом!
Дьяк окосел на месте и бесповоротно. Парни-вышибалы правильно оценили обстановку, с поклонами проводили меня до ворот, цыкнув на собаку и распахнув калиточку. Машинально отметив, что мстительное семейство всё ещё пребывает в засаде, я мысленно пожелал им удачи и бодро направился домой. В этот момент одно из окон распахнулось, и пронзительный визг гражданина Груздева наполнил всю улицу:
– Ножницы, ножницы уберите! Меня нельзя-а-а… А-а! У-у-уй-йо-о! О-о-оу? Оу?! Хм…
Впервые в жизни я чувствовал, что за моей спиной происходит настоящее преступление с членовредительством, и не имел ни малейшего желания его предотвращать. Солнце улыбалось, душа пела, вопли и писки позади постепенно стихли. Вот это я и называю торжеством справедливости…
