Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 161
Чаще всего больной не особенно размышляет о метафизической природе силы, принуждающей его к свершению тех или иных поступков. Некоторые просто позволяют себе обмануться – нервишки, мол, шалят. Можно было бы ожидать, что переживание навязчивостей, которые совершенно точно состоят на службе у нравственного порядка, станет толчком для размышлений о силе, тайно действующей в человеке; вытеснение этому препятствует, и потому достичь удается лишь примитивной метафизики. Схожесть защищающих от страха навязчивых действий с некоторыми непонятными церемониями заставила Фрейда сказать: «Невроз навязчивых состояний – карикатура на личную религию, одновременно и шутливая, и трагическая»[91].
При определенных обстоятельствах навязчивости встречаются вместе с галлюцинациями, как у вышеназванной «ведьмы XX столетия».
Когда речь идет о «магии», где сверхъестественная сила воспринимается как безличная, или о «волшебстве», где подразумевается личная сверхъестественная сила (однако различия нельзя провести последовательно), тогда неважно, обозначается ли первая как неизменно предшествующая во времени, даже если в целом это так[92].
Невроз навязчивых состояний и искусство магии предпочитают действовать иносказательно. При навязчивых симптомах «одержимый» чувствует, что находится во власти неодолимой силы, и часто невыносимо страдает. Мы видели, как при компульсивно-невротической защитной церемонии, воображаемой или драматизированной, одержимый с большим или меньшим успехом возносится над страхом и страданиями. Часто ему удается полностью снять проклятие. Тогда он становится господином неизвестной силы, прежде его угнетавшей. Раб таинственных воздействий превращается в победителя. Если до этого его понуждала к действиям некая разновидность потусторонней магии, то теперь он возвысился и сам принуждает к действиям неодолимую трансцендентную силу.
Для психологов очень увлекательно наблюдать, как при обсессии человеческая, мирская магия инстинктивно противопоставляется волшебству, действующему через трансцендентальные силы, и оба вида работают по одинаковым методам, а главный смысл действия искажается. Здесь речь идет обо всех видах магии, которые встречаются как при неврозе навязчивых состояний, так и в магической практике, в том числе и в тактильной магии, и в имитационном или «гомеопатическом» волшебстве.
Леди Макбет неодолимо жаждет вымыть руки. В состоянии бодрствования, как это следует из аналогии, она не знает (как нам приходится думать по аналогии), что пытается совершить, однако совершает это в состоянии сомнамбулы. – Магический путь удаления бородавок: на веревке завязывают узелки – столько, сколько нужно удалить бородавок, – и опускают ее в родник. Вода должна смыть в одном случае кровь, а точнее вину за убийство, а в другом – бородавки.
Черную магию сглаза удавалось отвести, когда мать мальчика, который боялся дьявола, провожала сына взглядом, или когда человек, боявшийся числа 13, смотрел на церковную колокольню.
В этой связи Фрейд справедливо замечает: «Основные навязчивые действия невротиков на самом деле имеют полностью магическую природу»[93].
В защитных обсессиях страдающий навязчивостью реагирует в точности на те же методы, как и те, которые послужили причиной страха. Здесь себя проявляют символизм, иносказание и психическая гомеопатия, как в народной магии или во многих обрядах, связанных с жертвоприношением.
Как это возможно, ведь невротик не знает об этих методах и явно не может их распознать? И как практика магии начала сознательно совершать то, что инстинктивно совершает отвращающий беду навязчивый ритуал? Ответ таков: защита от невроза навязчивых состояний не изобретается сознательно, а порождается инстинктивно, как и мучительная навязчивость; и более того, защита от страха развивается при тех же условиях, что и все остальные невротические симптомы, рожденные в подсознании – то есть при вытеснении и цензуре. Здесь нам не хватит места, чтобы показать это в подробностях.
Там, где есть страдание от навязчивой идеи, магию совершает неодолимая сила; там, где навязчивость удается изгнать, магию совершает «Я», – однако обе магии принадлежат одной и той же личности. Можно сказать и так: там, где имеет место защита от невроза навязчивых состояний, «Я» занимает место неодолимой силы и узурпирует ее оружие.
Влияние этой компульсивной силы, переживаемое субъективно, в воображении предстает как распространение во внешний мир, и то же самое объяснение приписывается человеческим защитам от принуждения, с помощью невротико-магических средств. В этой связи мы можем понять так называемую «веру во всесилие мыслей». Выражение, которое Фрейд перенял у одного из своих больных, не особенно удачно. Речь не о всесилии; на деле другие лишь узнают мысли пациента, а сам он – мысли других, причем таинственным, необъяснимым с естественных позиций и, следовательно, магическим образом; имеют место и соответствующие эффекты, которые хоть и ограничены в сфере действий, все еще считаются достаточно сильными, чтобы убить человека. Эта вера невротиков, а точнее, суеверие, – особый случай компульсивной магии. Но мы не должны упускать и то, что вера в магический перенос фантазий и сил имеет место, когда такие мысли или действия происходят лишь один раз; им незачем становиться стереотипными сериями.
Вот пример того, как мыслям других приписываются магические свойства. Девушку в двух магазинах охватывали страх и беспокойство, когда там горел свет. То же самое происходило на вечерне в церкви. Эти симптомы проявились у нее уже после того, как множество других, более важных, благодаря душепопечительскому анализу исчезло. Болезнь была вызвана эротическими конфликтами, восходившими еще ко времени ее конфирмации. Многие годы она поддерживала сексуальные отношения с одним женатым родственником. Теперь она их прервала и хотела обрести мир с Богом. В магазинах она только тогда испытывала страх, когда ее могли видеть стоящие на улице люди. Странным образом она боялась того, что они увидят ее нечистую совесть. Совесть мучила ее больше всего, когда вместе с матерью она посещала вечерние службы и концерты в церквях, тогда как вне церкви она успешно убеждала себя, что у нее есть право на свою «чистую и благородную» любовь. Страх на вечерних богослужениях был бессознательной регрессией к тем ситуациям, во время которых она не могла сдержать свою совесть. В освещенных магазинах она по необходимости была на виду. Прежде она не придавала значения тому, что о ее поведении думают люди. Но теперь она наказывала себя тревожной фантазией.
Теперь понятно, почему невроз навязчивых состояний напоминает магию: он старается через отношение к образу или имени повлиять на обозначаемый ими объект. При компульсии человек, например, не может коснуться зонтика или ручки подвального люка, ибо те приобретают фаллический смысл, что ясно видно из множества подобных случаев. Страх прикосновения на самом деле обращен не на запретный предмет, а на нечто иное – на объект, который остается вытесненным, чтобы избавить сознание от страха, рожденного чувством вины.
Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 161
