– Да, милорд?
– Где Линдлей?
– В утренней гостиной, милорд, с мисс Джейн.
Нику показалось, что его насквозь пронзили кинжалом. Он стремительно прошагал через холл и остановился перед дверью гостиной, чтобы хоть отчасти восстановить душевное равновесие. И тут же до него донесся серебристый смех Джейн и богатый, сочный баритон Линдлея. Граф распахнул дверь.
– Как тут мило, – прорычал он не своим голосом.
Линдлей и Джейн застыли с виноватым видом, словно застигнутые на месте преступления… но ведь так оно и было! Они сидели на диване, рядом – слишком близко друг к другу – и юбка Джейн касалась ноги Линдлея. У них на коленях была разложена огромная книга, и Линдлей держался за одну ее сторону, а Джейн – за другую. Их головы склонились друг к другу… и при появлении Ника они одновременно резко поднялись.
Линдлей усмехнулся:
– Привет, Шелтон! Как раз вовремя. Мы оба нагуляли отличный аппетит.
– Вот как? И я вас задерживаю? – холодно откликнулся граф. Он перевел взгляд с Линдлея на Джейн. Девушка была в розовом платье и походила на бутон. На ее щеках горел юный румянец после прогулки, светлые волосы были завязаны в пышный узел. Но из узла выскользнула тяжелая прядь, упавшая справа на грудь.
– Что, плохо провел утро? – с сочувствием спросил Линдлей.
Ник не удостоил его ответом. Он еще раз окинул парочку яростным взглядом и прошел к столику, на котором стоял серебряный поднос с напитками. Он налил себе в стакан… черт побери, что это было? Лимонад?
– Что это тут?
– Лимонад, – нежным голосом произнесла Джейн. Он злобно покосился на нее.
– Возьми вон тот графин, – сказал Линдлей, показывая Нику нужный напиток. При этом его плечо задело плечо Джейн.
– Прекрасно! – сказала девушка.
Они вдвоем рассматривали какие-то картинки… какие именно, граф не знал и не желал знать. Что, не могли они сесть еще ближе друг к другу? Граф с отвращением поставил на поднос стакан с недопитым лимонадом. Две головы снова поднялись над книгой и повернулись к нему. Ник подошел к парочке поближе и обнаружил, что у них в руках не книга с картинками, а альбом с засушенными бабочками… черт бы их побрал! Резко повернувшись, Ник вышел из гостиной.
В спальне он умылся и быстро сменил рубашку, злясь на самого себя и на весь свет. Он не потрудился переодеть бриджи. С какой стати? Если Джейн интересуется павлинами, так для этого сгодится безупречный Линдлей, пусть на него и смотрит. И если ей нравится, что от мужчин пахнет мускусом и всякими там духами, так пусть опять же нюхает Линдлея. Граф с топотом сбежал вниз по лестнице. А в холле чуть не растянулся во весь рост поскользнувшись; он едва успел схватиться за дверной косяк. И посмотрел вниз. Пол был мокрым!
– Какого черта, что тут происходит? – прорычал он сквозь стиснутые зубы.
Лишь теперь он заметил горничную, тщательно моющую коридор. Повернувшись, он обнаружил неподалеку и Джейн – девушка стояла в дверях гостиной, уперев руки в бока.
– Вы нанесли в дом кучу грязи и навоза! – выбранила она графа.
Он изумленно вытаращил глаза.
Позади Джейн появился Линдлей, с трудом сдерживающий смех.
– Вот как? – вызывающе бросил Ник, глядя на девушку.
– Вы не в Техасе! Может быть, там, в Техасе, и нет грязи, но здесь она есть! И ведь там у вас тоже были лошади и скот, не так ли? Так почему вы…
Граф вдруг почувствовал, что краснеет.
– У вас в доме гость, – подчеркнуто напомнила Джейн. – Если бы ему хотелось ходить по колено в навозе, он бы отправился в конюшню. Но это, – она величественным жестом обвела холл, – это не конюшня!
Граф отлично знал, что его лицо пылает.
Джейн шагнула к нему и взяла его за руку. Ник всей душой и всем телом ощутил ее прикосновение – его словно током ударило… его пронзила молния! Но у него не было сейчас времени анализировать собственные ощущения. Джейн настойчиво повлекла его к окну гостиной.
– Вы только посмотрите!
Он посмотрел – на исковерканные лужайки, ямы и вмятины, оставленные копытами его коня. А потом внимательно, испытующе взглянул на Джейн. При этом он старательно избегал взгляда Линдлея. Граф был смущен.
– Да вам-то какое дело? – негромко спросил он, не отрывая от девушки глаз.
Она даже не моргнула.
– А вот и дело!
Тут уж он заморгал. Но, спохватившись, произнес ледяным тоном:
– Эти чертовы газоны – мои, и этот чертов дом – мой, и, если мне вздумается оставлять грязь, я ее оставлю!
– Замечательно, – заявила Джейн. – Вы рассуждаете как пятилетний ребенок!
Граф покраснел еще гуще. А глаза Джейн полыхали голубым огнем. Граф сжал в кулаки засунутые в карманы бриджей руки и повернулся к Джейн спиной. Он чувствовал себя как пятилетний мальчишка, которого высекли.
Линдлей откашлялся.
– Как насчет обеда? Чувствую я – пахнет ростбифом!
Джейн вовсе не намеревалась бранить графа на глазах у Линдлея. Просто она вышла из себя, увидев грязные следы на только что вымытых полах… ну а вид изуродованных газонов стал последней каплей. Графу следовало бы думать, что он делает! Теперь же Джейн инстинктом чуяла, что лучше просто забыть о разговоре, но не извиняться перед графом за вспышку. И тогда, возможно, он будет более внимателен к чужим трудам.
Джейн, немного волнуясь, переоделась к ужину. Ей отчаянно хотелось иметь вечерний туалет и драгоценности, но у нее их не было. (Она не смела снова надеть какое-нибудь из платьев матери!) Так что Джейн выбрала лучшее из своих платьев, темно-розовое, а волосы распустила вдоль спины, воткнув в них лишь один гребень, украшенный жемчугом. Джейн чуть пощипала щеки и покусала губы, чтобы они стали ярче, и внимательно оглядела себя в зеркало сверкающими глазами.
Джейн осознала свою власть над мужчинами.
Она вовсе не намеревалась подслушивать прошлым вечером. Просто так уж вышло. Линдлей находил ее прекрасной – и граф тоже.
Да, граф Драгморский признал, что она прекрасна!
Но в то же время было ясно, что, признавая ее красоту, он все же не видит в ней женщины, равной себе. А вот Линдлей увидел.
Линдлей защищал ее перед графом. Он считал ее взрослой женщиной. Джейн поняла это и из того, что нечаянно подслушала, и, что было куда более важно, из того, как Линдлей смотрел на нее, ухаживал за ней.
А Джейн давно умела смотреть мягко и внимательно, сквозь, полуопущенные ресницы, – зная, что мужские глаза в ответ загорятся огнем, особенно если она еще и нежно улыбнется. Линдлей не скрывал своего восхищения. Но Джейн к восхищению привыкла. Ею восторгались всегда – то есть до тех пор, пока она не покинула Лондон и не переехала в дом священника. И душа Джейн исстрадалась по нежным взглядам. Теперь же она от радости просто витала в облаках!
