Одна двадцатитрехлетняя женщина рассказала представителям правозащитной организации следующее: «Мое имя Темразгин минт М’Барек, я рождена рабыней господина Абдалахи Салема ульд Ведуда, так же как моя мать и бабушка»[56]. Темразгин, жившая как член домохозяйства своего хозяина, «работала день и ночь, выполняя любую работу, которую велел хозяин». Другая освободившаяся рабыня, Фатима минт Сулейман, история которой оживляет в памяти весь ужас рабства прежних времен, рассказывала, что когда она убежала от хозяина, то «оставила трех детей, а теперь я узнала, что один из них умер». Она рассказала, что в доме своего хозяина «не имела права владеть чем бы то ни было и свободно передвигаться, я все время выполняла работу, которую мне приказывали делать. Мой хозяин разделил меня и отца моих детей и не разрешил нам пожениться, он разрушил все мои контакты с миром за пределами дома». Через шесть лет после освобождения, все еще не избавившись от страха, она решилась заявить о себе, потому что хочет соединиться со своими детьми на свободе.
Жизни Темразгин и Фатимы типичны. Белые мавры, контролирующие Мавританию, известные также как арабы-хасаны, объединены в большие многопоколенные семьи, которые в свою очередь образуют несколько племен. Практически все семьи, принадлежащие к высшим кастам хасанов, владеют рабами на протяжении десятилетий. Каждый отдельный раб — особая собственность мужчины из данной семьи; как собственность раб наследуется и очень редко продается. Семьи рабов обычно живут в доме своего хозяина. Некоторые хозяева — добрые, они относятся к доставшимся им по наследству рабам почти как к собственным детям, другие — жестокие. Харатины, бывшие рабы, освобожденные поколения назад, обычно являются потомками рабынь и белых мавров (поэтому их иногда называют черными маврами). Рабыни готовят еду, стирают, убирают для всей огромной семьи. Рабы-мужчины выполняют всю работу, которую им велят: в деревнях это обычно уход за скотом и примитивное сельское хозяйство, в городах — практически любая работа, которую только можно вообразить. Рабам за работу не платят, у них нет свободы выбора или передвижения. Но тот факт, что их родители, деды и прадеды жили в том же самом доме и работали на ту же самую семью мавров, часто создает глубокие эмоциональные связи между хозяином и рабом.
В этом заключается парадокс рабства в Мавритании. Многие из рабов думают о себе как о членах семьи хозяина. Равным образом, как правоверные мусульмане, многие из рабов верят, что если Господь поместил их в дом хозяина, то покинуть его — грех. В одном небольшом городке, где я побывал, репортер Дэвид Хечт увидел черного человека и белого мавра, одинаково одетых и идущих рука об руку[57]. Они сказали, что они — хозяин и раб, но в то же время — лучшие друзья. Многие рабы хотели бы покинуть своих хозяев, но не могут, другие могут, но не хотят уходить. В отличие от многих других рабодержателей, большинство хозяев-мавров чувствуют определенную ответственность перед своими рабами и осознают свои обязательства по отношению к ним, рассматривая и себя, и их как членов одной большой семьи и добрых мусульман. Они говорят о своих рабах, как о детях, нуждающихся в заботе и руководстве, и они ждут от них послушания. Своевольных рабов наказывают, но о старых рабах заботятся, даже после того, как они перестают приносить какую-либо пользу. Отношения между хозяином и рабом — глубокие, сложные и долгосрочные. Принимая во внимание, что значительная доля населения либо рабы, либо хозяева, отношения между ними принимают все формы, которые только можно вообразить, от дружеской близости до грубой эксплуатации. Без сомнения хозяин, который уважает своих рабов и относится к ним, как к равным, случай очень редкий, но и крайняя жестокость, хотя встречается чаще, все-таки не распространена повсеместно. Жизненная ситуация большинства рабов находится между этими двумя полюсами. Их жизнь — тяжела, дух и возможности — подавлены, их свободу у них отняли. Они — рабы, но к ним относятся не так одноразово, как к закабаленным проституткам в Таиланде.
Религия помогает одновременно защищать рабов и удерживать их в кабальной зависимости. Коран провозглашает, что только взятые в плен в священной войне могут быть рабами, но после того как они приняли ислам, их следует освободить. Возможно, что предки сегодняшних рабов были взяты в плен именно в такой войне, но сегодня все мавританцы — мусульмане уже на протяжении сотен лет, однако никакого повсеместного освобождения рабов не наблюдается. В то время как Коран ясно высказывается на эту тему, исламские правоведы (называемые улемами) гораздо сдержаннее говорят об этом. На запрет рабства в 1980 году один из улемов отреагировал провозглашением «законности рабства, как фундаментальной особенности ислама». Мнение этих исламских судей имеет вес, поскольку в 1980 году, возможно, в качестве условия финансовой помощи со стороны Саудовской Аравии Мавритания ввела шариат — религиозный закон исламских стран. Многим сегодня известны драконовские меры наказания по шариату: побивание камнями за адюльтер, ампутация рук за воровство, отсечение головы осужденным за убийство. Меньше известны законы, касающиеся рабов. Например, одно из правил гласит, что суровое наказание ожидает того мужчину, который не «ограничивает свои плотские желания», но добавляет «кроме тех, что возникают по отношению к его женам и рабыням, поскольку они подзаконны ему»[58]. Закон, касающийся освобождения рабов, предельно ясен: это целиком прерогатива самого хозяина («ты можешь предоставить рабу свободу, если видишь в нем перспективу»). Та власть, которую шариат дает мусульманам над своими женами и сестрами, распространяется и на рабынь с детьми. Хотя Коран предписывает мужчине «яви милость рабам своим», шариат с момента своего основания используется, чтобы запугивать рабов и напоминать им о своем месте. Так, несколько бывших рабов были наказаны, и один из них, чью руку отрубили за кражу, умер из-за этого. С другой стороны, мавры, обвиненные в убийстве рабов, не понесли никакого наказания. Чтобы каждый мог видеть происходящее, суд и наказание, согласно шариату, происходят публично, не оставляя никаких сомнений в тех различениях, которые делаются между рабом и хозяином.
Существует также важное различие между рабом и рабыней. В мавританском обществе богатство мужчины традиционно измеряется числом женщин-рабынь, ему принадлежащих. Хотя рабов продают редко, тем не менее цена мужчины может колебаться от $500 до $700, взрослой женщины от $700 до $10 000, а молодая здоровая девушка может стоить еще больше. Дети рабыни всегда были и до сих пор являются собственностью своего хозяина вопреки закону, запрещающему рабство. Взрослые мужчины-рабы по закону не могут силой удерживаться своим хозяином, но взрослые женщины, особенно с детьми, редко находят защиту в суде. Хозяева могут удерживать женщину в рабстве силой или они могут просто помешать ей уйти, взяв под полный контроль ее детей. Чтобы воспрепятствовать бегству рабыни, детей часто передают от матери к другим членам семьи хозяина, живущим в других частях страны. Недавно несколько бывших рабынь подали иск на установление опеки над собственными детьми, удерживаемыми их бывшими хозяевами. Рабовладельцы обычно заявляют, что дети рабов — их собственные дети, и мать по сути является их собственной женой. Можно быть уверенным, что судьи и улемы в исламских судах примут подобный аргумент — в конце концов они сами владеют рабами. В любом случае мужчине позволено иметь до четырех жен, поэтому кто может доказать, что женщина-рабыня не одна из них? Сама женщина может отрицать факт замужества, но правительственные органы регулярно присуждают опеку хозяину, а не матери, что вряд ли является неожиданным результатом для работы правовой системы, в которой свидетельские показания одного мужчины приравниваются к свидетельским показаниям двух женщин и которая обязывает платить компенсацию за жизнь женщины вдвое ниже, чем за жизнь мужчины.
