Она говорила почти детским тоскливым голоском и почувствовала, как сжались пальцы Невидимого.
— Из-за того, что вам пришлось перенести, я и боюсь сказать вам про то, о чем хочу вас просить. Но вы выслушаете меня и попытаетесь не испугаться?
— Разумеется, я вас выслушаю, — сказала Хиона, подняла на него глаза и вдруг вскрикнула от ужаса. — Но вы же не собираетесь отослать меня назад… вы же не хотите, чтобы я снова… встретилась с ним?
— Нет-нет, конечно, нет! — успокоил ее он. — Неужели вы могли подумать, что я вновь подвергну вас такой пытке, и душевной и физической, какую вам пришлось перенести?
Хиона облегченно вздохнула.
— Значит, что бы вы мне ни сказали, таким уж страшным быть не может, — сказала она со слабой улыбкой.
— Выпейте вина, — попросил Невидимый. — И тогда я открою вам мой план.
Она послушалась и почувствовала, как золотистое вино солнечным сиянием разливается по ее телу, изгоняя холод страха, еще сковывавший ей грудь.
Потом она сказала:
— Но не назовете ли вы сначала ваше имя? Ведь я знаю вас только как Невидимого. А теперь я ведь вас вижу.
Он засмеялся искренним веселым смехом.
— Меня зовут Миклош, — сказал он, — и, как вы, наверное, уже знаете, я сын последнего короля славонского дома, короля Александроса, и потому законный наследник престола.
— Ваши права на него бесспорны, — согласилась Хиона. — Имя Миклош мне очень нравится. Ведь по-английски ему соответствует Майкл, а в Библии — Михаил. И мне кажется, только архангел Михаил мог спасти меня из окруженного часовыми дворца.
— Теперь вы здесь и для короля недосягаемы, — сказал принц Миклош. — Но вы все еще в Славонии, в стране, раздираемой раздорами.
По его тону Хиона поняла, что это имеет прямое к ней отношение.
Заговорив, он выпустил ее руку, и Хиона сложила ладони на коленях, как послушная ученица, ожидающая наставлений.
— Мои слова, — сказал он, — могут вас поразить, но это крайне, крайне важно и для меня, и для моей страны.
— Я слушаю, — прошептала Хиона.
— Я думаю, вам известно, что депутация, прибывшая в Англию просить о помощи для сохранения нашей независимости, а также руки родственницы королевы Виктории в подтверждение этой помощи, была отправлена по настоянию парламента и вопреки желанию короля.
— Да, я уверена, что сам король совсем не хотел взять в жены английскую принцессу, — сказала Хиона, вспомнив, как он был готов наброситься на нее с кулаками за то, что она англичанка.
— Совершенно верно, — согласился Миклош. — Он предпочел бы, чтобы Славония вошла в Австрийскую империю, но слишком боялся оппозиционного движения в стране, чтобы объявить об этом вслух.
Он умолк, словно задумавшись, а Хиона ждала, недоумевая, о чем он намеревается ее просить.
— Королева Виктория ответила на славонскую просьбу о помощи именно так, как мы надеялись, — продолжал Миклош. — Она послала свою родственницу разделить трон с королем и тем ясно показала австрийцам и всем другим, кто хотел бы посягнуть на нашу страну, что она находится под покровительством Юнион Джека.
Хиона кивнула.
Все это она знала и не могла понять, к чему клонит принц Миклош. А он продолжал:
— Не могу поверить, что королеве, Виктории было известно, до какой степени король Фердинанд погряз в пороках. Но ради Славонии я прошу вас согласиться на то, ради чего вы совсем одна мужественно приехали в эту страну, и тем спасти ее.
— Я… я… п-понимаю.
Принц Миклош улыбнулся.
— Я выражаюсь очень путано, — сказал он, — но все очень просто: я прошу вас выйти замуж за короля и оградить независимость Славонии.
Хиона уставилась на него в ужасе, не веря своим ушам.
А он снова взял ее за руку и сказал:
— Нет, не за короля Фердинанда, который никогда не стал бы королем, если бы государственные мужи не допустили вопиющей глупости после смерти моего отца, а за законного короля, за короля, славонца по крови, которого любят почти все славонцы, как они полюбят вас.
Хиона вновь уставилась на него, а потом сказала еле слышным голосом:
— Вы… предлагаете… чтобы я… e-вышла за вас?
— Не предлагаю, — ответил он, — а умоляю и готов стать перед вами на колени.
Крепко сжав ее руку, он продолжал:
— Клянусь, я попытаюсь сделать вас счастливой и верю, когда мы узнаем друг друга поближе, то между нами откроется много общего.
Он умолк, посмотрел в ее глаза, широко открытые, чуть испуганные и изумленные.
А потом спросил очень тихо и нежно:
— Вы выйдете за меня, моя храбрая маленькая принцесса? Вы спасли мне жизнь, а теперь я прошу вас спасти мой трон.
— И вы… правда… хотите этого… по-настоящему? — спросила Хиона, от удивления сама не понимая, что говорит.
— Я знаю, что прошу вас об огромном одолжении после всего, что вам пришлось пережить. Но с чисто практической точки зрения, если я женюсь на принцессе, которую прислала из Англии королева Виктория, чтобы обеспечить независимость нашей страны, все ее обитатели, даже те, кто по малодушию боится австрийцев, сплотятся вокруг меня. И более того, — продолжал он, — я убежден, что солдаты перестанут подчиняться своим немецким и австрийским офицерам, а тогда королю Фердинанду ничего не останется, кроме как отречься от престола.
Хиона судорожно вздохнула.
— Если вы… правда думаете, что так будет, — сказала она, — то я, конечно… должна выйти за вас.
Глаза принца блеснули от волнения и радости, он поднес ее руку к губам, и во второй раз она ощутила их мягкое прикосновение к своей нежной коже.
И в ней пробудилось странное, незнакомое ей прежде чувство. Внезапно она смутилась и была не в силах взглянуть на него.
— Благодарю вас, принцесса, — произнес он вполголоса. — Я знаю, что было жестоко просить вас о подобном так сразу, после того как вам пришлось выдержать столько, что далеко не всякая женщина сумела бы выдержать. Но важна каждая минута, потому что сейчас все, кто хоть что-либо значит в стране, съехались в Дюрик. И именно сейчас вы открыто отвергли короля Фердинанда и его австрийско-немецкое окружение, предпочли поддержать славонского претендента на престол. Это будет как разрыв бомбы.
Он помолчал.
— И если только я не допустил промаха в оценке положения, против будут только те, кто знает, что им придется убраться из Славонии и больше в нее никогда не возвращаться.
В его голосе появилась жесткая нота, и Хиона поняла, как глубоко его задевало поведение короля и его австрийских и немецких сановников.
— Что вы хотите… чтобы я сделала? — спросила Хиона.
