Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
Мама была полностью в своем репертуаре.
– А это что за молодой человек? – кивнула она в сторону Марата, переминающегося с ноги на ногу у двери.
– Это Марат. Я тебе рассказывала о нем, – шепнула я.
– Приятно познакомиться, – любезным голосом сказала мама.
– Мне тоже, – Марат подошел к ней.
– Надо же, как странно все вышло – знакомлюсь с молодым человеком своей дочери в больнице.
Я вспыхнула. Марат тоже засмущался. Мы никогда с ним не обсуждали, кем друг другу доводимся. Мы просто были вместе. А тут мама сразу поспешила расставить все точки над «i».
– Если бы я знала, что вы придете, я бы привела себя в порядок, – продолжила она.
– Поверьте, вы и так в полном порядке, – с широкой улыбкой на лице заверил ее Марат. Эта улыбка… даже в больнице она в тысячный раз очаровала меня.
– Ну, короче, я буду вам позванивать, – обратилась мама к врачу, который все это время сидел за столом и с изумленным выражением лица наблюдал за нашей беседой.
– Обязательно! Звоните каждый день! Я должен знать, как идет процесс выздоровления.
Мы довели маму до такси и поехали домой.
Мама ни на секунду не смолкала, возмущалась по поводу своей неосторожности и коварной стремянки, плакала о бедной лагенарии и тайком подмигивала мне, что означало одобрение моим выбором. Марата она знала только по моим рассказам.
– Все-таки хорошо, когда мужчина рядом, – заключила она, чем заставила меня в очередной раз почувствовать себя неловко. – Не советую тебе стать моряком. Ни за что! Муж всегда должен быть при жене.
– А почему ты мне сама не позвонила, когда «сломалась»? – Я решила сменить тему разговора. Не люблю, когда вмешиваются в мою личную жизнь. Пусть даже мама.
– Знаешь, когда летишь с лестницы, а потом лежишь на земле со сломанной рукой и ногой, как-то забываешь о звонках. Соседи, которые были при сборе урожая, отвезли меня в больницу. Никто из нас не додумался позвонить тебе. Уже потом медсестра спросила, есть ли у меня родственники.
– Ясно…
С каждым днем мама понемногу адаптировалась к ограничению в передвижении, но ни на секунду не падала духом. С лагенариями, как и следовало ожидать, не случилось ничего плохого – обломанные плети очень быстро срослись, и теперь о том, что они были изрядно потрепаны, напоминали лишь небольшие узелки на местах повреждения. Впрочем, что еще можно ожидать от растения, плоды которого режешь, а им до фонаря – продолжают расти дальше?
Я хотела бросить работу, потому что с мамой нужно было находиться рядом постоянно, но она мне не разрешила это сделать. Мол, справится сама. А переломов и следовало ожидать. На мой удивленный вопрос «С чего ты это взяла?» она ответила:
– Я в конце весны нечаянно наступила на взошедшую тыкву и сломала стебелек. Вот по закону кармы мне все и вернулось. Так что все нормально.
Да, мама была в своем репертуаре – тут же провела причинно-следственную связь, поняла по-своему, из-за чего сломала лодыжку и руку. Не нравилось ей только одно – что кожа под гипсом очень чешется. Но и к этому она приспособилась – просовывала между гипсом и ногой (рукой) спицу и с блаженным выражением лица чесалась.
Так я теперь и жила – после работы сразу бежала домой, чтобы помогать маме. От ее возмущенных заявлений типа «Что я, немощная?» я поначалу терялась, а потом отвечала:
– Да, немощная! Мама, ты невозможная! – сломала себе руки-ноги и никак угомониться не можешь – целыми днями лазишь по двору с костылем и на лагенарии свои смотришь, которые чуть тебя не угробили!
– «Чуть» не считается! – парировала мама. – Это все карма, все она. Ту тыкву я тоже не до конца растоптала. Вот и карма меня не до конца… угробила. И вообще, я пишу статью.
– О чем?
– О мстительных тыквах.
– Лучше напиши статью о лживых снах.
– Ты это о чем?
– Да все о том же твоем сне, в котором я на лошади скакала. Лошадь не меня начала копытами бить, а тебя. Это ты всю душу своим лагенариям отдала, а они тебя… копытами побили.
Мама задумалась.
– А что, в этом что-то есть…
– Вот и иди, пиши статью, а я пока во дворе приберу. И не смей со своим костылем подметать! Это… ты меня позоришь. Вдруг соседи увидят? Что подумают? Что я о своей матери не забочусь? Ты с двумя переломами еще и с веником по двору танцуешь.
– Я что, немощная? – начинала по новой мама.
Так вот и проходили мои дни. Днем я работала на спасательной станции, а вечером ругала маму за то, что она изображает из себя жертву кармы и чуть ли не бинтами перевязывает свою лагенарию. Мама как-то не придавала значения тому, что у нее два перелома.
Если бы я не вырывалась из этой психушки на встречи с Маратом, я бы, наверное, сошла с ума. Раньше мы обычно встречались в половине десятого вечера, но после маминой травмы встречи стали нерегулярными – все-таки мне удавалось иногда усадить маму за ее статьи, а я трудилась по дому. У меня встречаться не хотели. Из-за чего? Из-за мамы. Нет бы ей лежать на кровати, как делают все нормальные больные, и требовать у домашних внимания и заботы, так нет, она скакала по дому на своем костыле и через каждые пять минут стучала им в дверь моей комнаты, вживаясь в роль официантки:
– Вам чайку принести? А пирожные? А лагенарии? Полина, ты угощала Марата жареными лагенариями?
– Мам, я тебя умоляю, не ходи, не перегружай ногу. Врач же говорил, что до поры до времени это вредно, – умоляла я неугомонную мамашу.
– Ой, да ну его, этого врача, – отмахивалась мама, стараясь произвести на Марата самое хорошее впечатление. – Я лучше знаю, что мне можно, а что нельзя!
– Спасибо, я ничего не хочу, – стараясь сдержать смех, отвечал Марат.
Вот из-за того, что мы не могли остаться с ним наедине, я и предпочитала встречаться на «нейтральной почве».
В тот вечер, о котором я хочу рассказать, я решила сделать Марату сюрприз и устроить встречу без телефонного звонка.
Мама полулежала на кровати с ноутбуком и писала статью о лживых снах, а я, приведя себя в порядок, покинула дом и направилась в сторону проката плавсредств. Днем Марат говорил, что они с товарищами по работе будут проверять состояние катамаранов – не отвинтилось ли там чего и все в таком духе. Обычная плановая работа. Мы на спасательной вышке проводим подобную.
Вечер был очень необычный. Я каждой клеточкой своего тела чувствовала непонятные флюиды – грусти, радости и счастья, всего вместе. Хотелось думать над жизнью, грустить, тосковать, и вместе с тем на душе было светло. Обычно такое состояние бывает осенью, и называется оно рефлексией. Меня же оно посетило в конце июля.
Я шла по улице в непрерывном двустороннем потоке загорелых (и не очень) отдыхающих и представляла, как обрадуется Марат, когда увидит меня на базе. Интересно, каким он будет? Наверное, руки в машинном масле, волосы небрежно заложены за ухо, а не приглажены гелем с мокрым эффектом. Хочу посмотреть на него в «естественном» виде, а не при полном параде, как он всегда является на встречи.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
