Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
— Надо же, как ты разворотил засранца, — сказал Эйзр. — Уделал, как Бог черепаху. Ты только погляди, прям в овсянку покрошил.
— Уходи, — сказал Кайова.
— Да я ж правду говорю. Долбаные хлопья.
— Уходи, — сказал Кайова.
— Да ладно, беру свои слова назад, — откликнулся Эйзр. Он собрался уже уходить, потом остановился и сказал: — Рисовые хрустяшки, а? На контрольной по смерти этот типчик получает пять с плюсом.
Ухмыляясь собственной шутке, он пожал плечами и двинулся по тропе к деревне за деревьями.
Кайова опустился на колени.
— Забудь про придурка, — сказал он. Он отвернул колпачок фляжки, протянул ее, подержал в вытянутой руке, потом вздохнул и убрал снова. — Да ладно тебе. Что еще ты мог сделать?
Позднее Кайова сказал:
— Я серьезно. Никто вообще ничего не мог сделать. Брось, хватит смотреть в одну точку.
Перекресток троп затеняли несколько куп деревьев и кустарник. Худощавый молодой человек лежал ногами в тени. Челюсть была у него в глотке. Один глаз был закрыт, на месте другого — дыра в форме звезды.
Кайова глянул на тело.
— Ладно, скажи мне вот что. Хочешь поменяться с ним местами? Поставить все с ног на голову, а? Только честно?
Дыра в форме звезды была красно-желтой. Желтая часть как будто становилась все шире, расходясь от центра звезды. Верхняя губа, небо и зубы исчезли. Голова у него была вывернута под нелепым углом, словно в шее что-то сломалось, а сама шея была мокрой от крови.
— Подумай хорошенько, — сказал Кайова.
Позднее он сказал:
— Это же война, Тим. Этот парень ведь не Питер Пен был, у него было оружие, так? Да, скверное дело, но тебе надо перестать смотреть в одну точку.
Потом он сказал:
— Наверное, тебе стоит на минутку прилечь.
Немного помолчав, он сказал:
— Успокойся. Просто иди туда, куда ведет тебя дух.
Бабочка медленно ползла по лбу молодого человека, присыпанному мелкими темными веснушками. Нос остался невредимым, правая щека была гладкая и безволосая. Худощавый, мертвый, почти щеголеватый юноша, скорее всего, не хотел быть солдатом и в глубине души боялся проявить трусость в бою. Даже когда мальчиком рос в деревне Ми Кхе, он часто из-за этого мучился. Он представлял себе, как закрывает руками голову, забирается в глубокую яму, зажмуривает глаза и лежит, не шевелясь, пока война не кончится. Насилие ему было не по нутру. Он любил математику. Брови у него были тонкие и изогнутые, как у женщины, и в школе мальчишки иногда дразнили его за то, какой он хорошенький, за изогнутые брови и изящные пальцы, а на детской площадке — изображали женскую походку и смеялись над его гладкой кожей и любовью к математике. Ребенком он не мог себя заставить с ними драться. Ему часто хотелось, но он боялся, и это лишь усиливало его стыд. Если он был не в состоянии драться с обычными мальчишками, думал он, то как он сможет стать воином и сражаться с американцами, у которых самолеты, вертолеты и бомбы? Это казалось немыслимым. В присутствии отца и дядьев он делал вид, будто ждет не дождется, когда ему выпадет шанс исполнить свой патриотический долг, который есть также величайшая привилегия, а по ночам молился с матерью, чтобы война поскорей закончилась. Больше всего на свете он страшился опозорить себя и тем самым свою семью и деревню. Но что я могу, думал он, только ждать и молиться, и постараться не вырасти слишком быстро.
— Послушай меня, — сказал Кайова. — Знаю, тебе сейчас скверно.
Потом он сказал:
— Ладно, может, не знаю.
Вдоль тропы росли мелкие голубые цветочки, похожие на колокольчики. Голова молодого человека была вывернута под нелепым углом, не совсем в сторону цветочков-колокольчиков, и даже в тени единственный солнечный лучик искрился на пряжке его патронташа. Кожа на левой щеке отошла тремя рваными полосами. Кровь в ране на шее еще не свернулась, так что даже в смерти в нем словно бы что-то двигалось, и кровавое пятно расползалось по его рубашке.
Кайова покачал головой.
Тишина тянулась и тянулась, потом он сказал:
— Перестань, наконец, смотреть в одну точку.
Ногти у молодого человека были чистые. Рваная рана на мочке одного уха, брызги крови на предплечье. Золотое кольцо на среднем пальце левой руки. Грудь у него была впалая, со слабо развитой мускулатурой — наверное, ученый какой-нибудь. Жизнь его теперь была созвездьем вероятностей. Поэтому да, возможно, ученый. Годами, невзирая на бедность семьи, человек, которого я убил, упорно стремился учиться математике. Средства на учебу семья, вероятно, получила через деревенскую ячейку Фронта Национального Освобождения, и в 1964 году молодой человек приступил к занятиям в университете Сайгона, где избегал политики и всего себя посвящал арифметическим формулам. Он с головой ушел в учебу, ночи проводил один, писал у себя в дневнике романтические стихи, искал удовольствия в элегантности и красоте дифференциальных уравнений. Он знал, что война рано или поздно его заберет, но на тот момент не позволял себе об этом думать. Он перестал молиться. Теперь он только ждал. И пока он ждал, в свой последний год в университете он влюбился в первокурсницу, девушку семнадцати лет, которая однажды сказала ему, что запястья у него, как у ребенка, да-да, такие маленькие и изящные, как у ребенка, и которая восхищалась его тонкой талией и зачесанными назад волосами, топорщившимися птичьим хвостом на затылке. Ей нравилась его сдержанность; его веснушки и костлявые ноги вызывали у нее улыбку. Как-то вечером они, похоже, обменялись золотыми кольцами.
Теперь один его глаз превратился в пустую звезду.
— Ты в порядке? — спросил Кайова.
Труп лежал почти полностью в тени. У рта вились мошки, над носом скользили частицы пыльцы. Бабочка исчезла. Кровь уже не текла, только рана на шее чуть кровоточила.
Кайова подобрал резиновые сандалии, постучал ими друг о друга, чтобы отряхнуть пыль, потом нагнулся обыскать тело. Он нашел мешочек с рисом, расческу, щипчики для ногтей, несколько потрепанных индокитайских пиастров[29], фотографию молодой женщины, снятой на фоне мотоцикла. Все это Кайова сложил к себе в рюкзак вместе с серым патронташем и резиновыми сандалиями.
Потом он присел на корточки.
— Послушай-ка меня, — сказал он. — Малый уже был труп, едва вышел на тропу. Ты меня понял? Он у всех нас был на прицеле. Хорошая добыча — оружие, снаряжение, боеприпасы… — Крошечные капельки пота блестели на лбу у Кайовы. Его взгляд скользнул к небу, на мертвеца, потом на костяшки собственных пальцев. — Поэтому возьми себя в руки. Нельзя сидеть тут весь день.
Позднее он сказал:
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
