— По дороге, между Заленжем и Дыбами, находится имение под названием Лесная Тишина. Вы туда не заезжали?
Я удивилась.
— Лесная Тишина? Первый раз слышу. Там есть какой-то указатель?
— Есть. Не очень, правда, на виду.
— Я не заметила. Да если бы я ещё куда-то заезжала, то добралась бы до Владиславова только ночью. Ни в каких Лесных Тишинах мне совершенно нечего было делать. А что — там где-то по дороге я должна была что-то увидеть?
— Не обязательно увидеть, — пробормотал майор и надолго замолчал.
Все сидели в молчании, глядя поочерёдно то на него, то на меня, как при игре в настольный теннис.
Я была бесконечно удивлена, чем же могла так заинтересовать полицию моя поездка к Элеоноре?
Майор вздохнул.
— Ну хорошо. Вы знакомы с паном Домиником?
О черт бы вас всех побрал!..
Пару мгновений я страшно хотела отпереться.
Отпереться от Доминика, от знакомства с ним, от семи лет моего кретинизма, семи по-идиотски испорченных лет жизни А одновременно меня разбирало любопытство, мстительное злорадство, дикое желание услышать, какую же беспредельную глупость он ухитрился совершить Неодолимая, необузданная жажда окончательно убедиться, что все-таки права была я, а не он!..
Я собрала в кулак всю свою силу духа.
— Была знакома, — сказала я абсолютно обычным тоном и даже несколько равнодушно. — В прошлом. Настоящее время вообще здесь не уместно.
— И когда вы видели его в последний раз?
Вот тебе и на! Все это было так противно, что я даже выбросила из памяти конкретную дату. Ну, помнила так более или менее…
— Вам нужно точно? — неуверенно спросила я. — Мне придётся покопаться в старых календарях.
— А приблизительно?
— Четыре года тому назад. Сейчас у нас что — конец июня? А это была Пасха. Значит, четыре года и примерно два или три месяца, в зависимости от того, когда тогда была Пасха, сейчас я просто не помню.
— А после этого? В последнее время?
— Ни после этого, ни в последнее время. Пан Доминик избегал меня, а я — его, поэтому нам легко удалось обойтись без каких-либо контактов.
— Но до того это было довольно близкое знакомство?
Ушки у моей родни свисали уже чуть ли до самого стола. Я задумалась, вывалить ли все при них или же хоть чуть-чуть сохранить лицо. Не приняв никакого решения, я стала балансировать на грани умеренной правды.
— Да. Близкое. Весьма близкое к сожительству.
— И вы его так внезапно оборвали, как раз на Пасху четыре года назад?
— Видите ли, об этом можно было бы долго говорить, хотя Пасха тут не при чем. Мы не руководствовались религиозными соображениями. Просто в какой-то момент после семи лет связи мы оба при шли к выводу, что продолжать её, эту связь, не имеет смысла, и окончательно расстались. Он — сам по себе, я — сама по себе. И привет.
— Но вы, без сомнения, могли бы что-то рассказать о господине Доминике?
— Мочь-то я, конечно, могла бы, причём чертовски многое. Но вы можете быть железно уверены, что я ничего не скажу. Должна же быть у человека хоть какая-то порядочность, даже если это человек женского пола. Меня воспитывали на понятии рыцарской чести и прочих тому подобных глупостях, поэтому считайте, что я лишилась памяти, впала в идиотизм и нечего не знаю. О господине Доминике лучше пораспрашивайте его самого.
— Это было бы несколько сложно, — вздохнул майор. — Спиритические сеансы не пользуются в полиции большой популярностью.
— Что?!.
— Я говорю, что спиритические сеансы у нас не используются…
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — раздражённо произнесла я, вовсе не притворяясь. — Вы хотите этим сказать, что Доминик находится на том свете? Он что — умер или как?
— На самом деле именно это я и хочу сказать.
Господин Доминик мёртв.
От изумления я потеряла дар речи. Смерть и Доминик представлялись абсолютно несовместимыми вещами — он всегда был здоров, как бык, берег себя с осторожностью недоверчивого кота, соблюдал рациональный образ жизни, был далёк от ипохондрии, прислушивался к своему организму, словно к самому чуткому хронометру, и казался абсолютно несокрушимым. Каким это чудом он мог оказаться мёртвым?
— Это невозможно, — сказала я в остолбенении. — Почему?.. Что с ним случилось?! А вы уверены, что он мёртв? Я не верю.
— К сожалению, это факт. Пан Доминик мёртв.
— И все равно я не верю. Как, черт возьми, он мог умереть? В моё время у него было идеальное здоровье, ездил он всегда осторожно, избегал всяческого риска… От чего он умер?
— Его убили. В его собственном доме в Лесной Тишине как раз тогда, когда вы там находились.
Я расстроилась, но это было не слишком-то благородное чувство, полное скорее злости, а отнюдь не жалости, к тому же с добавлением эмоций по поводу сенсационности этого события. С ума он что ли сошёл, всегда так невероятно остерегавшийся всего, вплоть до воздушных смерчей, такой предусмотрительный, такой самый гениальный на свете — и позволил себя убить?! Не иначе как его прикончили из пушки, из дальнобойного орудия или, вполне возможно, авиабомбой… Видно, достал он кого-то сверх всякой меры!
— Ни в какой Лесной Тишине я не находилась и вообще не знаю, где это, — запротестовала я с лёгкой рассеянностью, занятая своими собственными мыслями. — Интересно, кто же это его кокнул и как?..
— По моему мнению, будет лучше, если ты сразу же признаешься, — предупреждающе посоветовала мне бабушка ледяным тоном. — К тому же, как мне кажется, если ты проявишь раскаяние, то это может рассматриваться как смягчающее вину обстоятельство.
— Девочка моя, а ты действительно убила того пана? — озабоченно спросил дядя Филипп.
— Если уж ваши родственники высказываются так напрямую, то я тоже хотел бы получить ответ на этот вопрос, — крайне любезно присоединился к ним майор. — Вы убили Доминика? Должен сказать, что многое говорит за такой вариант.
Да что они все — с ума посходили, что ли?!
— Я вообще себе не представляю, каким это образом я могла бы его убить, — разозлилась я. — Выстрелить в него из ружья? С большого расстояния, с телеобъективом… нет, извините, как его там… с оптическим прицелом, или, может быть, это как-то иначе называется… Но зачем?
— Вот этого я не знаю. Цель, равно как и причины убийства, известны вам, а не нам.
— Ничего мне не известно. Вздор. Делать мне больше нечего, как только убивать Доминика. Кто придумал этот идиотизм?
— А откуда вы знаете, что его убили из ружья?
— А что, в самом деле?.. Ниоткуда не знаю, просто другого способа я и представить себе не могу.