Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 33
Страшное кино
Самым страшным фильмом в моей жизни стал мультфильм. Мультфильм назывался «Мойдодыр». Я до сих пор помню ужас, охвативший меня в процессе просмотра: оказывается простой, понятный и безопасный мир домашних вещей в любой момент может восстать против тебя и заставить лишний раз умываться. Например. А может и чего похуже. Никому нельзя доверять!
Мне было тогда около трех лет. Родителей насмешил мой страх перед «Мойдодыром», и они меня еще долго жестоко троллили, громко цитируя вслух оригинальное стихотворение Чуковского. И сладкими голосами звали меня к телевизору, когда там в очередной раз показывали зловещий мультфильм. Им нравилось слушать мой отчаянный вой.
С другой стороны, дети должны приносить родителям радость. Хорошо, что мне хотя бы однажды точно удалось ее принести.
…Вторым самым страшным фильмом в моей жизни был какой-то фильм из античной жизни. Не то «Спартак», не то «Триста спартанцев», точно помню, что корень «спарт» в названии фигурировал. Этот фильм показывали в Доме Офицеров (а значит, мы уже переехали в Берлин, и мне было года четыре). Родители взяли меня с собой в кино, и мне было довольно интересно, пока там не начали рубить голову человеку. Причем голову не отрубили целиком, а только стукнули мечом по шее, оставив рану. Фиг знает, зачем. Но меня потрясла сама идея, что человека, оказывается, можно порубать на части острым мечом. Прежде как-то не приходило в голову, что одни люди могут захотеть отрубить от других людей такие большие и важные куски.
Что было дальше, не помню. Только темноту – сперва зрительного зала, потом зимней ночи – и свой отчаянный рев.
Эта история пошла мне на пользу: родители зареклись брать меня с собой в кино. В кино им при этом ходить хотелось, поэтому меня стали оставлять дома в полном одиночестве. И это лучшее, что было со мной в детстве, в целом, довольно счастливом. Просто оставаться дома без родителей – это даже круче, чем играть в казаки-разбойники или ходить на ярмарку. Круче, чем вообще все.
Третьим самым страшным фильмом был «Всадник без головы». Лет мне тогда уже было очень много, чуть ли не все семь. И вдруг опять эта чертова отрубленная голова! Да что ж это такое, граждане дорогие. Почему нельзя оставить голову на теле? Нет, рубят и рубят, как с цепи сорвались.
Однако больше всего меня поразила тогда возможность существования без головы. Без головы, как выяснилось, можно ездить верхом на лошади и вносить ужас в стройные ряды окрестных рабовладельцев (и рабов, но рабы, ладно, не считаются).
Эти бурные переживания с головами так меня истощили, что с тех пор кино меня не пугает – вообще. Зато часто смешит не к месту. Ведьма из «Вия» летала в гробу под мой сдавленный хохот. Большое спасибо посетителям кинотеатра, что меня никто не убил. Но одноклассницы, с которыми мы ходили смотреть «Вия», очень обиделись и не разговаривали со мной несколько дней.
Смешнее полета покойницы в «Вие» был только Чорный Вигвам в «Твин Пиксе» – при том, что я очень люблю «Твин Пикс» и вообще Линча. Но агент Купер, скитающийся по клетчатому Чорному Вигваму с красными занавесками под вопли и визги, смешит меня до сих пор.
(Зато, равновесия ради, я крайне редко смеюсь, если смотрю комедии. Впрочем, почти и не смотрю.)
Зато был совершенно прекрасный эпизод в эпоху первых видеомагнитофонов, когда все ходили в гости к их обладателям и смотрели все подряд. Мы с друзьями посмотрели кинофильм «Восставшие из ада», который никого из нас не напугал, только довольно противно было смотреть на избыток кровавого ливера, из которого лезли не то черви, не то змеи, не то просто щупальца, точно не скажу, дело было давно. Но как-то мы высидели до конца – все-таки кино по видику, такие события надо уважать.
Действие фильма «Восставшие из ада» разворачивается в больнице. И вот, посмотрев фильм, мы пошли навещать своего друга, который тоже лежал в больнице. Правда, в другой. Но когда мы тайком залезли в окно и пробирались в палату друга по коридорам (навещать больных было запрещено, но все так ходили), нас накрыл-таки самый настоящий ужас, граничащий с паникой. За дверью каждой палаты таился вход в ад, и все эти щупальца-черви-змеи приветливо шевелились в темноте.
Мы (нас было четверо) собрали волю в кулак, добрались до палаты, отдали другу бутерброды, которые мужественно через весь этот восставший больничный ад несли, а потом вышли и побежали, как будто за нами и правда гнались все силы ада. И весь остаток вечера чувствовали себя так, словно и правда чудом спаслись. А ведь взрослые были люди, всем совершенно точно больше двадцати лет.
Страшное правдо про человекожызнь
Тут у вас нас все устроено так, что почти никто не получает желаемого по максимуму. Зато практически все получают то, на что согласны в самом крайнем случае. Где провели нижнюю границу допустимого для себя, так и живут.
Засада в том, что большинство людей, о чем бы ни мечтали, в глубине души согласны на просто-возможность-выжить. И желательно при этом еще хоть как-то, пусть через пень-колоду продолжить род. Так и получается. И только упертые идеалисты, у которых нижняя граница допустимого прочерчена достаточно высоко, на уровне «по-моему или никак», или погибают (с выживанием в рядах идеалистов крайне неважно), или уже живут – так живут.
Суровый балтийский юг
Несколько лет назад, когда в городе внезапно появились белые акации, и все, конечно, сразу вспомнили, что они были всегда, у меня не возникло никаких возражений. Белых акаций мне тут не хватало, я их люблю.
Несколько дней назад таксист, проезжая мимо стадиона Žalgiris, сообщил, что в годы его детства на месте стадиона была воинская часть, за забором которой росла черешня. И они с друзьями эту черешню воровали, а караульный грозил им ружьем.
Ладно, – думаю, – черешня – так черешня. В воинской части, ладно, пусть.
В ответ на мою индейскую невозмутимость таксист почесал в затылке и добавил, что во дворе дома его друга детства, который жил с семьей в Жверинасе, росли персики. И отец друга, заслуженный хирург, разрешал им эти персики рвать, при условии, что не сломают деревья.
ЧЕЕЕГООО?
Персики, да. Мне не послышалось. Персики. Не, ну а чо.
Сегодня, светлой северной летней ночью, наступившей сразу после почти двадцатичасового знойного дня, на улице Вильняус меня посетило смутное подозрение, граничащее с почти полной уверенностью, что еще несколько лет спустя на улице Вильняус появятся пальмы. И все, конечно, сразу вспомнят, что пальмы тут росли всегда. Ну а чо, юг он и на Балтике юг.
Так вот, дорогие сотрудники Виленского погодного отдела Небесной Канцелярии. Если пальмы, то тогда уже и море, это будет честно. Настоящее, то есть видимое, а не вот это непостижимое и неопределенное, которое шумит и пахнет во тьме. Желательно Черное. Не следует мелочиться. Если уж все можно, значит можно все.
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 33
