Словно трещины в стекле, пробитом пулей.
Прямо у нее над головой на потолке не хватало кусочка штукатурки. Сэм вдруг почувствовала в щеке невыносимую боль. Осторожно приложила к этому месту руку, нащупала твердый комочек.
– Потолок сейчас, на хрен, рухнет. Бежим отсюда!
Он натянул на себя халат, Сэм тоже выбралась из постели, надела халат. Казалось, что потолок двигается, дышит, проседает; прямо у них на глазах стали появляться новые трещины. Словно бы кто-то изо всей силы швырнул сваренное вкрутую яйцо и скорлупа целиком покрылась трещинами.
– Туда попала вода после урагана, – пояснил Ричард, когда они вышли в коридор. – Строители недавно осматривали дом, говорили, что крыша протекает и на чердаке над нашей комнатой скапливается влага. Видно, когда мы включили центральное отопление, вода стала испаряться, и балки начали коробиться.
Они побежали по коридору и проверили комнаты Ники и Хелен.
– С виду полный порядок. Протечка как раз над нашей спальней, а больше вроде бы ничего не пострадало.
В свободных комнатах пока не было кроватей, поэтому они унесли вниз, в гостиную, простыни и одеяла и устроились там на двух диванах. Ричард затопил камин, а Сэм улеглась на диван, закуталась в одеяло и постепенно успокоилась: ее сердце перестало наконец биться как сумасшедшее. Она смотрела на пляшущие язычки пламени. Смотрела, как они медленно затухают и умирают, а за окном тем временем уже занимался рассвет.
13
Ледок похрустывал у нее под ногами. Сэм потерла руки: на пронизывающем ветру пальцы мерзли. Солнце низко висело на небе над Саут-Даунсом, такое бледное и слабое, словно его оставили там на всю ночь. Внизу бежала река, темная, как страх, который пронизывал ее сердце.
Сэм осторожно потрогала порез на щеке, посмотрела на палец: ранка почти зажила. Раздался приглушенный хлопок, похожий на взрыв бумажного пакета, потом еще один. Она повернулась и увидела Ники – мальчик бежал по газону к маленькому серому пушистому шарику, который бился на земле.
– Он жив, папа! Он еще жив!
Ники опасливо протянул к шарику руку, потом отпрыгнул в сторону. Сэм неодобрительно посмотрела на Ричарда, спешившего к сыну с ружьем в руке. С таких лет уже учит мальчика стрелять. Обещал подарить Ники ружье, когда тому исполнится девять. Убийство животных. Охота. Изменится ли когда-нибудь мир к лучшему, если поощрять в детях первобытные инстинкты? С другой стороны, глупо их не замечать, делать вид, что в наше время эти инстинкты уже больше не существуют. Выбор за родителями. Сколько раз приходится делать выбор, воспитывая ребенка. Сколько принимать решений, которые могут изменить детей или же серьезно повлиять на них. И кто, черт возьми, имеет право решать за других?
Сэм посмотрела на свой «ролекс». Пять минут второго.
– Ричард, – позвала она. – Пошли перекусим.
Сэм вздохнула. Коротенький перерыв закончился. Пять минут, которые она выделила себе на отдых в суете подготовки ко дню рождения. Ну, сейчас понесется. Она зевнула. Спина у нее побаливала, но совсем чуть-чуть. Спать на диване вполне можно. Эх, вздремнуть бы еще часиков двенадцать.
«Уби-джуби-джуби».
Эта странная дразнилка звучала у нее в голове, а перед глазами возникал палец Панча, сгибающийся и вновь разгибающийся.
«Уби-джуби-джуби». Фраза, казалось, повисла в воздухе рядом с ней, а потом растворилась.
А ведь потолок мог обвалиться во всем доме.
«Не в этом ли причина страшного сна? – спрашивала себя Сэм. – Может, он возник, когда на меня упала штукатурка? Каков вообще механизм сновидений? Неужели правда, что они длятся лишь доли секунды?»
– Мама! А мы застрелили голубя.
– Молодцы. – Она посмотрела на оберточную бумагу, разбросанную по полу кухни, на машинку с дистанционным управлением, от которой уже отломилась какая-то деталька. Спортивный велосипед лежал на боку в саду.
– А что, Ники, велосипед тебе уже разонравился?
Его глаза загорелись.
– Нет, что ты!
– Зачем же ты тогда бросил велосипед в саду, на сырой траве?
– Я не бросил его, я еще буду на нем кататься сегодня. Правда.
– От сырости велосипед заржавеет.
– Я его потом вытру.
– Очень сомневаюсь.
– Вытру. Честное слово.
– Обещания – это очень серьезно, Тигренок. Никогда не давай обещаний, которые ты не можешь выполнить. Договорились?
Он отвернулся, проговорив одними губами:
– Да.
– Ричард! – позвала Сэм. – Иди уже! Ланч готов!
Она слышала, что муж разговаривает по телефону.
– Сейчас! – прокричал он. – Секундочку!
Сэм сунула черпак в тушеное мясо, положила немного на тарелку Ники.
Вошел Ричард.
– Ты с кем это говорил?
– Да с Андреасом. Просто… – Он взял бутылку вина, которую Сэм уже откупорила. – Мамуля, налить тебе вина? – Ричард подошел с бутылкой к своей матери.
Сэм посмотрела на свекровь: худое морщинистое лицо под густым слоем косметики, изящно уложенные, слишком черные волосы. Мать мужа всегда предпочитала дорогую одежду, которая теперь немного поизносилась; не то чтобы Джоан Кертис не могла позволить себе обновку, просто она этого не замечала. Сэм всегда удивляло, что Ричард обращается к этой старой женщине «мамуля». Интересно, как будет Ники называть ее саму, когда она состарится?
– Вина, мамуля? Хочешь выпить вина? – громче повторил Ричард.
– Пожалуй, лучше кофе, – ответила она. – Сделаешь мне эспрессо?
– У нас сначала ланч, – терпеливо произнес Ричард, гораздо терпеливее, чем обычно.
Мать посмотрела на него:
– Твой отец выпьет вина, я думаю. Он задерживается.
Старуха открыла сумочку, порылась в ней, медленно, демонстративно, настороженно, как собака, раскапывающая зарытую кость. Вытащила пудреницу, открыла ее, осмотрела свои губы. Потом достала тюбик помады, сняла колпачок.
Сэм с мужем переглянулись. Отец Ричарда умер несколько лет назад.
– Хочешь тушенки, мамуля?
– Я, пожалуй, покурю, дорогой.
– Мы сначала собираемся поесть, Джоан, – доброжелательно, но твердо сказала Сэм.
Свекровь недоуменно нахмурилась.
– Ты поблагодарил бабушку за подарок? – спросила Сэм.
Ники обиженно посмотрел на нее:
– Я получил только носовые платки.
– Носовые платки – очень полезная вещь, – подала голос Хелен.
