Книга Лучшая песня - Дороти Уильямс

Впервые в жизни влюбиться без памяти — и увидеть свою любовь безжалостно растоптанной!

Дорис не знала, куда едет. Она просто мчалась вперед, не обращая внимания на дорожные знаки. Девушка снова и снова переживала случившееся. Как же она раньше не поняла? Не догадалась? Как могло случиться, что такая долгая дружба была построена на лжи?

Ее не волновало, что теперь будет с ней самой. Она не вспоминала о том, что потеряла работу, что, наверное, лишится и своего дома, что ее агент пытается связаться с ней, узнав о фотографии в газете. Она думала только о Монике, о том, до чего может довести зависть и ревность. Сколько же в ней горечи!

Дорис размышляла и об Итане. Знал ли он? Догадывался ли, что это могла быть Моника? Хотя с какой стати ему подозревать старую знакомую? Дорис ведь это не приходило в голову. Как можно было быть такой слепой? Значит, она действительно прожила жизнь, не думая ни о ком? Считала, что ей просто везло, думала, что ее друзья рады за нее, точно так же, как она бы радовалась за них, повернись все по-другому.

Она никогда не была ревнивой или завистливой — так может быть, она и вправду плыла по течению, с высокомерным равнодушием взирая на всех вокруг? Какие еще ужасные чувства испытывали к ней люди?

Девушка была твердо уверена только в одном: она действительно не прилагала никаких усилий, чтобы получить эту роль в рекламном ролике. И не хотела этого. Пьер Лорен первым захотел с ней встретиться, а не наоборот.

А в детстве? Что она сделала в школе, чтобы вызвать у Моники такую ненависть? Да, ей легко давались занятия спортом, она хорошо училась и была старостой класса. Наверное, все дело в этом.

Может быть, Моника сама стремилась к этой роли? Но ведь Дорис не назначили, а выбрали старостой! И тогда она тоже была смущена.

Встречная машина прогудела ей, просигналив фарами, — и Дорис поняла, что уже стемнело. Включив дальний свет, она огляделась вокруг, совершенно не представляя, где находится. По пути ей пришлось дважды останавливаться, чтобы заправить машину, и то только потому, что датчик бензина начинал гудеть. Если бы не это, она давно бы уже застряла где-нибудь посреди дороги. Ей было больно. Так больно! Но она не могла заставить себя перестать думать об этом. Наверное, желтая пресса теперь не оставит ее в покое. У дома уже, как пить дать, толпятся репортеры.

Я уеду, решила Дорис, и начну все сначала. У нее было достаточно денег, чтобы позволить себе передышку. К тому же должен был прийти чек от Лорена.

Ей совсем не обязательно ехать домой. Банк оплатит все ее счета, а у Бетти есть ключ от дома, она приглядит за ним и будет забирать почту…

Чем больше Дорис размышляла об этом, тем более привлекательной казалась ей мысль пожить где-нибудь месяц или около того. Она поездит, посмотрит места, которых раньше никогда не видела… Остановится в ближайшей гостинице, купит себе какие-нибудь вещи, туалетные принадлежности…

Месяц спустя, в первый день июня, Дорис вернулась в Манчестер. Ее прелестный домик показался ей совсем чужим. Его можно продать, подумала она. Может быть, это действительно придется сделать, потому что у нее появилось подозрение, что она беременна. Конечно, задержка могла быть вызвана пережитыми волнениями, но тогда, в коттедже, она раз или два забыла принять таблетку. Да, это было бы достойным завершением всей этой истории! Забеременеть от человека, который не любил детей, не собирался жениться, не хотел заводить семью! А даже если б и захотел, она ведь больше не нравилась ему. Поэтому, если беременность подтвердится, ей придется переехать. Ведь контора Итана буквально за углом, и они неизбежно будут периодически сталкиваться. Он увидит, как она становится все толще и толще…

Вздохнув, Дорис с печальной улыбкой опустила голову на руль, думая о том, что вряд ли жизнь может стать еще хуже, чем сейчас. Последние несколько недель она только и делала, что пыталась убежать от себя — каждый день садилась в машину и переезжала в новую гостиницу. От этих недель, проведенных в дороге, в памяти не осталось абсолютно ничего. А в душе царила пустота.

Она устало вылезла из машины, достала вещи и вошла в дом. Больше он не казался ей тихой гаванью.

Через полчаса кто-то позвонил в дверь. Думая, что это Бетти принесла почту, Дорис открыла дверь и… увидела Итана.

Он стоял к ней спиной, и на нем был все тот же плащ. При виде его шелковистых каштановых волос Дорис почувствовала, что сейчас заплачет.

Итан медленно повернулся, посмотрел на ее измученное лицо и тихо сказал:

— Здравствуй, Дорис.

В его глазах больше не было холода. Только печаль.

Она с усилием отвела от него взгляд.

— Уходи, Итан.

Он решительно шагнул в дом и закрыл за собой дверь.

— Как ты поживаешь? Глупый вопрос — по тебе видно, как. Где ты была?

— Уезжала. — Куда?

— Куда-то. Никуда. Какое это имеет значение?

— Никакого, — согласился Итан. Его голос звучал так же устало, как и ее. — Я уехал из Холла ровно через пять минут после тебя, гнал, как сумасшедший, приехал сюда около семи и сидел в машине до следующего утра. Ждал тебя. Я боялся, что ты попала в аварию или случилось что-нибудь еще… Я уже собирался звонить в полицию. Если бы Бетти не сказала мне, что ты ей звонила… — Нетерпеливо отбросив волосы со лба, он взглянул на Дорис и, схватив ее за плечи, притянул к себе.

Она отпрянула и с нажимом проговорила:

— Не смей.

— Да, — сказал он, — вряд ли это уместно данных обстоятельствах.

— Как ты узнал, что я вернулась? Он мрачно улыбнулся.

— Я только что прилетел из Штатов и сразу же прослушал сообщение на автоответчике. Я заплатил кое-кому, чтобы он следил за домом и дал мне знать, как только появится твоя машина.

— Ясно. Что тебе нужно?

— Поговорить с тобой, объяснить… Я должен был уехать в Нью-Йорк. Я уже и так столько раз откладывал свой отъезд.

Дорис отошла подальше и ждала, изучающе глядя на него. Она наблюдала за ним точно так же, как когда-то он — за ней.

— Я увидел ее лицо, — тихо сказал Итан, — после того, как ты уехала. Увидел на одно мгновение в зеркальце заднего вида. Моника улыбалась. Ее лицо не было ни огорченным, ни обиженным — она просто улыбалась. Как довольная кошка. И тогда я все понял.

— Ты понял еще раньше, — возразила Дорис.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты понял все гораздо раньше, — повторила она. — Во всяком случае, ты что-то знал, когда приехал ко мне после моего возвращения из Парижа. Ты был совсем другим.

Ему не нужно было вспоминать, он просто посмотрел на нее и медленно кивнул.

— Тогда дело было не в Монике, — сказал он.

— А в чем же? — равнодушно спросила Дорис.

— Я узнал про Кевина. Твоего первого любовника.