Наша встреча была звездойОслепительной в небе черном.Наша встреча была мечтойНеобъяснимая словом.И летели тогда мы с тобойНавстречу безумным ветрам,И слышался солнца прибой,Игравшего нашим сердцем,И музыка лилась волнойК нашим открытым душам,И мир звенел чистой струной,Неведомый фальши и мукам…Наша встреча стала слезой,Скользящей по щекам влажным…Наша встреча стала свечой,Мерцающей прошлым нашим…Меня стало тяготить собственное одиночество и я захотела выйти из своего добровольного заточения в детской комнате. Отыскав хозяина дома с его невестой и поблагодарив за кров, я уселась на диване смотреть теливизор. Они сдержанно, по-доброму выразили свое сочувствие, предложили чай и печенье. Девушка совсем освоилась и теперь помогала будущему мужу накрывать на стол. Слава Богу, что у них все хорошо и она не оказалась законченной стервой и эгоисткой.
Думать о будущем совсем не хотелось, но тревожные мысли настойчиво лезли в голову: как без прописки вернуться на Родину, где взять деньги на дорогу, где жить, где работать? Мысли, как стая волков, обложили свою жертву, лишая последнего шанса на освобождение. Я решила срочно позвонить маме и объяснить, что мне надо прописаться обратно. Полчаса я прокручивала приблизительный сценарий возможного разговора, а потом осмелилась попросить друга воспользоваться его домашним телефоном. Мама сразу взяла трубку и по первым же фразам стало понятно, что она очень устала от детей и мне пора бы уже их забрать. Как бы между прочим, я попробовала намекнуть, что мне надо прописаться обратно в свою квартиру. На что моя мама, не задумываясь, отрезала отказом, сказав, что моя квартира уже сдана и почти продана, а так же посоветовала не дурить и жить с мужем, даже если это невозможно…
Вот это понимание! Вот это оперативность! Я тупо смотрела на выключенный телефон, пытаясь придти в себя от пережитого потрясения. Где-то подспудно промелькнула шальная мысль, что я сама, своими собственными руками сделала себя и детей заложниками сложившихся обстоятельств. Если моей маме, а значит и отцу, безразличны мои трудности и проблемы, если мои самые близкие и родные люди присвоили мою жилплощадь, оставив дочь с внучками совершенно бездомными, то что тогда можно ожидать от чужого человека? Это было так страшно и так, до боли, очевидно, что хоть волком вой, а ничего уже не изменишь.
Друзья не любопытничали и не задавали лишних вопросов, увидев мой растерянно-потерянный вид полный безысходной тоски и отчужденности. Вернуться на Родину, чтобы воевать с родителями за квартиру?! Абсурд! Может, сегодня просто не мой день? Пришибленная и подавленная, я чувствовала, как тяжелый железный обруч сжимает сердце и становится трудно дышать. Рыцарь, подсел ко мне на диван, взял за руку и стал успокаивать, что все нормализуется, что не надо отчаиваться, что я – замечательная женщина и он очень уважает меня. Тихая вибрация его голоса, искреннее сочувствие, как живительное тепло, проникли в душу и дали волю слезам. Я уткнулась мокрым лицом ему в плечо и еще долго не могла успокоиться и выплакать все свое горе одинокой беззащитной женщины.
* * *
Почему посторонние чужие люди понимают, сострадают и уважают меня больше, чем родные? Видно, для меня это так и останется загадкой. Только успела я снова спрятаться в детской, как громкий звучный бас возвестил о появлении Одварда. Я так сильно душевно выдохлась, что у меня уже не было никаких эмоций по поводу его прихода. Пришел, – значит ему надо, скучно, наверное, что нервы трепать некому. Неожиданный тихий стук в дверь немного напугал меня, – кто там? Друг заглянул в наполовину приоткрытую дверь и с немного виноватой полуулыбкой пригласил меня вернуться в гостинную. Ну уж нет, увольте меня от такого «удовольствия». Лишь приглушенное раскатистое эхо от голоса мужа наполняло пустоту вокруг меня, но я решительно осталась в гордом одиночестве.
По прошествии двух или трех часов, я поняла, что встречи не избежать. Одвард выглядел напряженным, но уравновешанным. Уж не приснился ли мне ночной кошмар? Мы сдержанно поздоровались и я молча ушла на кухню, не в силах выносить его присутствие. У меня начался мандраж от нехватки никотина, поэтому я закурила и налила себе горячий чай. Только я расслабилась, как появился Одвард и занял собой все свободное пространство. В тесноте… так в тесноте. Господи, ну нет мне покоя даже на кухне в чужом доме!
Муж нервно закурил и спросил про мое самочувствие. Я ответила, что порадовать его нечем – я еще живая. Несмешно. Изобразив глубокое расскаяние, муж замолчал, сосредоточив все свое внимание на сигарете. Дым легкой струйкой поднимался к вытяжке и стремительно исчезал за ячеистой решеткой. Жаль, что я не могу вот так, мгновенно, как сигаретный дым, исчезнуть из этой квартиры, из этой страны, а лучше – из этой жизни. Я снова закурила, даже не пытаясь скрыть полное безразличие к мужу и всему, что меня окружает. Одвард стал что-то бубнить, явно рассчитывая на мое внимание. Я не столько слушала, сколько догадывалась, о чем он может говорить.
Прямо традиция какая-то: сначала нагадить другому человеку в душу, а потом, без извинений, оправдать себя, любимого, во всем, хоть во всех смертных грехах. Конечно, мы – люди, и все делаем ошибки, но должен же быть какой-то условный рефлекс: сделал ошибку – извинись и больше ее не повторяй, если ты действительно раскаялся.
Я устало посмотрела на мужа, стараясь заглянуть ему в глаза, стараясь хоть чуть-чуть проникнуть в эту загадочную, полную сумеречных потемков, мужскую нерусскую душу. Напрасно. Одвард избегал прямого взгляда, его глаза без устали бегали из стороны в сторону, накручивая метры, словно соревнуясь в марафонском забеге.
Выпив залпом стакан воды, муж шепотом стал уговаривать меня вернуться домой, напирая на мое благоразумие и временное взаимонепонимание. Теперь он понял, что был неправ, что после полуночи посторонних в доме не будет, тем более, что скоро с нами будут жить дети.
Ну, и как не поверить ему? «Повинную голову меч не сечет». Может, и в самом деле, у нас может все наладиться? Конечно, мы ОЧЕНЬ разные, но мы же – «homo sapiens» – «человек разумный», значит должны договориться и понять друг друга. Надо только этого хотеть изначально, а не только в критические моменты. Может быть, «стерпится – слюбится»? Я дала себя уговорить – я хотела верить в его чистосердечное желание сохранить наши отношения, тем более, что после предательства родителей выбора у меня уже не было.
Мы выкурили за мировую еще по сигарете и решили больше не обременять своих друзей своим присутствием. Муж заметно повеселел, побежал прогревать машину и счищать снег. А я, приободренная, но очень уставшая поплелась прощаться с друзьями. Они были искренне рады воцарившемуся миру, нашему примирению, и… нашему незамедлительному отъезду. Хоть наш друг и бесконечно, бескорыстно добр, но так стыдно злоупотреблять его радушием, гостеприимством и состраданием.
Мы вернулись домой и, несмотря на непоздний час, пошли укладываться спать. Мир был восстановлен и обжалованию не подлежал.
