— Прекрасно. Тогда жди, мы сейчас приедем.
— Кто это — мы?
— Я и твой брат.
— Ты уже его нашел?
— Нашел, и он рядом со мной. Если хочешь, можешь поговорить с ним сама.
— Не надо, — вздохнула Синтия и упавшим голосом добавила: — Привози его ко мне и, самое главное, не дай ему снова убежать!
— От меня не убежит, — заверил ее Джордж и повесил трубку.
Через час они уже были у особняка писательницы.
Синтия открыла им дверь и, отступив назад, обомлела от изумления. Ее поразил не столько хмурый вид брата, сколько то, что его правая рука была скована наручником с левой рукой сыщика.
— Что это значит? Зачем ты его приковал? — набросилась она на Джорджа.
— Не хотел ехать, — хмурясь не менее своего подопечного, пояснил тот. — Пришлось применить силу и принять меры предосторожности.
— Как «не хотел»? — Синтия перевела удивленный взгляд на брата. — Неужели это правда?
Сидней издал какой-то хриплый звук и дернул головой, что можно было принять за кивок согласия.
— Ах ты негодяй! — вскричала Синтия, мгновенно вспыхнув от возмущения. — Мерзавец, сопляк паршивый!
Она набросилась на Сиднея и принялась хлестать его по лицу. Защищаясь, тот вынужден был поднять скованную руку, и таким образом Джорджу тоже перепала пара оплеух от разошедшейся девушки. Это привело его в ярость. Какого черта он должен присутствовать при выяснении отношений этих двух взбалмошных родственников!
Отодвинув в сторону изумленно охнувшую Синтию, Джордж быстрым шагом прошел в гостиную, волоча за собой отчаянно упирающегося Сиднея. Подтащил его к окну, проворно достал ключ, снял наручник со своей руки и тут же пристегнул его к батарее.
— Вы чего? — выпучил глаза юноша. — Не оставляйте меня здесь одного!
— Ты будешь не один, а в компании твоей милой сестрицы, — не глядя на Синтию, глухо пробормотал Джордж.
— Но я не хочу!
— Молчать! — не глядя на него, рявкнул сыщик и направился к выходу.
Проходя мимо растерянной Синтии, он молча вручил ей ключ от наручников, выразительно покрутил пальцем у виска, от чего она смущенно опустила глаза. Затем сам открыл дверь и вышел на крыльцо. И только тут, не сумев сдержать давно копившееся раздражение, захлопнул ее за собой с такой силой, что, казалось, содрогнулись стены дома.
Джордж и сам не знал, на что именно злится, но остановиться и разобраться в своих эмоциях у него желания не было, поэтому он уехал, не медля ни секунды. А зря!
Если бы он задержался хотя бы минут на десять, то увидел бы весьма любопытную сцену: на крыльцо как ошпаренный выскочил Сидней и, нелепо размахивая руками, быстро побежал прочь от дома.
Возвращаясь домой, к Долорес, Джордж вдруг почувствовал, как сильно его влечет к этой неподражаемой женщине, чьи нежные и умелые губы и руки обрели неописуемую власть над его телом.
Он глубоко вздохнул, на мгновение представив, какие чудные мгновения его вскоре ожидают, а затем принялся мысленно сравнивать Долорес с Синтией, чем занимался уже не раз в последние несколько дней.
Трудно было придумать более разные объекты для сравнения. Но еще труднее было объяснить, каким образом две столь разные особы женского пола не только прочно вошли в его жизнь, но и завладели его сердцем!
Если в Долорес преобладала самоуверенная южная пылкость, то в Синтии — какая-то затаенная страстность. Латиноамериканке словно бы нравилось постоянно выставлять свои чувства напоказ, тогда как северянка, напротив, скрывала их в глубине своих синих глаз.
Возможно, именно этим и объяснялись постоянные перепады настроения Синтии, причем столь редкое сочетание застенчивости и страстности только придавало маленькой плутовке очарования.
Что касается Долорес, то, по мнению Джорджа, она чересчур злоупотребляла словом «amore», что как бы обесценивало его, а порой и отдавало неискренностью. Ему даже начинало казаться, что для аргентинки главное — это не испытать сильное чувство, а изобразить его красиво и максимально эффектно.
Но постоянная игра в сильные чувства в обычной жизни утомляет или раздражает.
Впрочем, чего еще можно было ожидать от актрисы кабаре! И разве их первая встреча там, на площадке индейского храма, в лучах заходящего солнца, не была похожа на завязку какой-нибудь романтической мелодрамы?
Красивую женщину украшает все, даже банальность, с невеселой усмешкой размышлял Джордж. Но можно ли сказать то же самое о жене?
Он пребывал в крайнем замешательстве. Его сердцу предстояло сделать самый тяжелый выбор, который только можно себе представить, — выбор между двумя женщинами, встреченными им, можно сказать, почти одновременно.
Как можно выбирать между противоположностями, каждая из которых подразумевает другую? Свет невозможен без тени, белое без черного, вдох без выдоха.
И вот он мысленно метался между Севером и Югом — между двумя прекрасными дочерями американских континентов, первая из которых родилась в одной из самых холодных, а вторая — в одной из самых жарких стран на Земле!
Когда он особенно уставал от бесплодных усилий, ему в голову закрадывалась малодушная и недостойная настоящего мужчины мысль: как было бы хорошо, если бы все устроилось само собой, без его непосредственного участия. Например, если бы одна из этих женщин увлеклась каким-нибудь другим мужчиной…
Однако этого не случилось, и пришла пора на что-то решаться, тем более что Долорес все чаще и настойчивее строила планы на будущее, напоминая ему тот разговор о детях, который они затеяли у нее дома во время их первой совместно проведенной ночи. Эх, надо было жениться на ней прямо там, в Аргентине, когда ни о ком другом он и помыслить не мог!
При этом Джордж прекрасно понимал, что их нынешнему ежедневному, почти семейному общению недостает именно той душевной теплоты, той предсказуемости и надежности, которые подразумевает настоящая любовь. Их способна подарить лишь та женщина, что самой судьбой предназначена тебе в жены.
Долорес же была слишком импульсивна, своенравна и темпераментна.
А давно известно, что непредсказуемая женщина способна вылечить от скуки, но не в состоянии избавить от осточертевшего одиночества. Один французский философ даже уверял, что возлюбленной лентяя должна быть именно кокетка. Ревнуя и стремясь удержать ее подле себя, он поневоле поднимется с дивана и вылечится от лени.
Джорджу не хотелось даже думать о подобных вещах, однако в глубине души он отчетливо сознавал, что пылкая южная женщина, относящаяся к знаменитому типу Кармен, просто не сможет в конце концов не изменить. А ведь Долорес к тому же еще и актриса, причем весьма легкомысленного жанра…
Пусть сейчас она всячески демонстрирует ему свою неземную любовь и безграничную преданность, никто не знает, сколько это будет продолжаться, и в этом состояла главная проблема.
