Как будто ничего и не было. А всё что было, было зря. Зря…
История с географией
Анна Сергеевна распрямила усталую спину, вытянула вперёд затекшие ноги и с удовольствием потянулась. Ах, как она устала от проверки контрольных работ! От этих контурных карт, неправильно и абы как разрисованных детской рукой! На этих картах протекали несуществующие реки, долины сползали в моря, а острова плескались в лужах маленьких речушек.
Дети, вообще, к её предмету относились легкомысленно и как-то необязательно. Анна Сергеевна дулась, стучала указкой по карте, но дети хихикали и посылали друг другу смайлики. География им была до одного места. В мире так много чудесных вещей, в сравнении с которыми совершенно неважно, куда впадает Волга, и откуда набирает свою скорость быстрая Ангара.
А когда разговор заходит о полезных ископаемых, скука напрочь сводит их скулы, и они смотрят на Анну Сергеевну, как бы вскользь и насквозь, как на доисторическое чучело мамонта. А мамонту, между тем, неполных двадцать пять лет. Мамонт обижается, начинает накипать и злиться, дети это чувствуют и с удовольствием доводят её до высшей точки кипения.
Когда Анна Сергеевна, уже не владея собой, бросает на стол указку и объявляет, что – всё! Она уходит! И видеть их всех не хочет, беспробудных бесперспективных двоечников! Дрожащие руками, сворачиваются карты, злобно захлопывается ноутбук, и Анна Сергеевна готова к побегу. И начинаются уговоры, заверения в симпатиях, обещания всё выучить назубок к следующему уроку. Анна Сергеевна распаляется:
– Нет! Нет! И нет!
Дети настаивают, поднимается невообразимый шум, Анна Сергеевна теряется и уступает. Тогда дети дружно просят её почитать им что-нибудь из Ахматовой. Конечно, про любовь! Анна Сергеевна стоит на фоне географической карты, ещё не сдёрнутой с доски и проникновенным голосом начинает:
– Звучала музыка в саду таким невыносимым горем…
Дети не любили географию, а Анну Сергеевну обожали. Особенно пятый – «а», в котором она ещё состояла и классным руководителем. Пора домой. Надо ещё вечером разослать напоминание о родительском собрании. Аня встала, потрясла в воздухе листочками с убогими знаниями своих учеников, горестно вздохнула, засунула их в сумку и направилась к дверям. Вон из душного класса! На воздух в тенистый путь от школы к дому.
Жила Анна Сергеевна, для не учеников – просто Анечка, в уютной трёхкомнатной квартирке, всеми окнами на юг. В ту сторону, где по Анечкиному раскладу дымился Везувий. Но занимала в ней только одну комнату, но зато – в девятнадцать квадратов. В комнате справа от Анечки жила непутёвая красавица, стюардесса международной авиалинии, Галочка с маленьким сыном.
В комнате слева – отставная балерина, бывшая прима оперного театра их города. Её до сих пор узнавали на улице, общий телефон в коридоре требовал её к себе чаще, чем молодых обитательниц квартиры. Наверное, даже чаще, чем международную Галочку.
Женщины после бурной, но не затяжной войны, дружили между собой. С Галочкой дружить было легко. А вот, чтобы дружить с танцующей Эвридикой, то есть, с Бронеславой, необходимо было соблюдать три условия.
Бронеслава Яковлевна, как ветеран квартиры, выдвинула эти условия сразу же, как девушки почти одновременно позвонили в квартиру и предъявили ордера на жилплощадь. Первое: мужчин не приводить, а если приводить, то только в крайнем случае и с благословения Бронеславы. Второе: в квартире не курить, зато спиртные напитки распивать можно. Третье, самое главное: по очереди брать на себя обязанности по уборке мест общего пользования, ни в коем случае не включая в график уборок саму Бронеславу.
Принципиально Анну устраивало всё. Она не курила, выпивала самую малость и только в праздники. Мужчин почти не водила, а уж убрать за старухой – это святое! Она бы это сделала и без всяких условий.
Но тут нашла коса на камень со стороны легкомысленной Галочки. Та курила, где стояла, сыпала пеплом по всей квартире и ни о чём таком в направлении «кури в коридоре, шелуга» даже и слышать не хотела.
Она лихо складывала в дулю свои ухоженные пальчики и непозволительно близко протягивала фигуру к благородному носу балерины. Назревал скандал.
Бронеслава плакала, бежала в комнату, из комнаты в кухню и трясла грамотами и памятными вырезками из статей. Галя статьи и грамоты игнорировала, обзывала Бронеславу гербарием и пускала дым приме в лицо. Броня бежала жаловаться Анечке. Анечка обычно выступала в этих стычках третейским судьёй. Она терпеливо выговаривала Галочке за грубость, на что та удивлялась:
– Я ей нагрубила? Не может быть! Я, вообще, крайне трепетно отношусь к пожилым людям.
Скандал, наконец, вызревал всей яркостью коммунальных разборок! Не сказать, чтобы весело, но интересно! Так продолжалось почти полгода, пока Галя однажды прилетев из рейса, не застала Бронеславу с мужчиной! Было раннее утро, шесть часов! Кавалер, прозвучав в туалете (в общем туалете!) Ниагарским водопадом, а выходя, наткнулся на прелестное видение в пилоточке.
Галя ошарашено прошла в свою комнату и на всякий случай закрылась на ключ. Она не могла понять, кто это? Стареющий козёл Анечки, или молодой козлик Бронеславы? Постучала по батарее молодой соседке, та ответила условным «заходи, не сплю». Галя зашла и выяснила, что это не старый козёл Анечки, а молодой козлик Бронеславы.
Когда за кавалером зарылась дверь, Галочка выпорхнула из комнаты и встала немым укором на пути Бронеславы.
– И что же это такое получается, Бронеслава Яковлевна? Я прилетаю из рейса, а на меня из туалета выпадает мужчина! – Галя выдохнула дым в зардевшееся личико примы.
– Это же кому рассказать? У меня, между прочим, ребёнок подрастает! А тут разврат прямо в отдельно взятой квартире!
Бронеслава пыталась держаться с достоинством. Стояла с прямой как доска спиной, этакая «цирлих-манирлих»:
– Ну, во-первых, ребёнок ваш не дома, а неизвестно где, а во-вторых, ко мне что, гости не могут прийти?
– Но ваши гости гадят в туалете, который убираю я. Значит вы, Бронеслава Яковлевна, достаточно пожилая женщина, чтобы быть освобождённой от уборки квартиры, но всё-таки, недостаточно пожилая для того, чтобы отказаться принимать у себя любовников?
Бронеслава горела огнём стыда и ненависти, ссора грозила перейти в склоку, но вмешалась Анечка. Затащила обоих в свою комнату, выставила на стол бутылку подаренного ей французского коньяку «Хеннесси», и соседки тихо остывали, смакуя невиданного вкуса коньяк. К концу бутылки никто уже и не вспоминал об утреннем происшествии, а Галя пускала в потолок густые кольца дыма.
С этого дня жить стали по-настоящему дружно. Галка курила, где хотела, к Бронеславе два раза в неделю приходил кавалер с ночёвкой. Анечка проверяла тетрадки и готовилась к урокам не в своей комнате, а на кухне – там было веселее.
Галя летала в разнообразные страны, а её сыночек уже не ходил в круглосуточный садик, а оседал во время Галочкиных полётов на антикварных диванах Бронеславы. Всё было «чики-чики». Но иногда солнце дружбы, всё же, закатывалось за горизонт.
