К сожалению, из всей массы семей, оставшихся вместе после серьезной измены, действительно гармонично и счастливо жить удается очень немногим. Виной тому и те факты, о которых я написала, и то, что люди надеются на то, что как-нибудь оно само наладится и образуется. Не работает. Как пульпит не может пройти сам, нужно чистить каналы, ставить временные пломбы и иногда проводить профилактические замены основных.
Простить, именно простить, а не сделать вид, что «не помню и все у нас хорошо», удается, пожалуй, лишь тем, кто просветлился до того уровня, на котором мы готовы в глобальном смысле принимать разные потребности партнеров, даже если они идут вразрез с нашими. Поясню. В тот момент, когда он пошел изменять, это нужно было ему по таким-то причинам. Да, он был неправ, да, совершил ошибку. Но у нас были проблемы, и после того как мы их решили, это не повторяется. Было обидно, больно, но мы это прошли, сделали выводы, исправили. Возможно, это было нужно нам обоим, для того чтобы понять, как строить отношения дальше. И все это должно быть не просто словами, а именно принятием и пониманием внутри себя. И, разумеется, подкрепляться отсутствием новых любовных побед на стороне.
Глава 22. Отношения на ИВЛ
Люди, пытающиеся спасти ушедшую любовь, очень похожи на родственников умирающего человека. Стоят вокруг постели, боясь пошевелиться, переглядываются растерянно. Задают друг другу один и тот же вопрос: «Ты думаешь, это конец? Неужели мы не можем ничего сделать? Давай, давай что-нибудь придумаем».
Это ужасное чувство, когда двое когда-то любящих понимают, что проще будет, если их история умрет. И ночи бессонные кончатся, и ожидание неизбежности исчезнет, и не прикован больше к безнадежному человеку. Но липкий страх момента «конца» парализует. Заставляет сжиматься желудок. Как будто за этим «все» больше ничего нет. И они продлевают агонию. Загоняют внутривенные вливания псевдо-нежности, пытаются встряхнуть электрошоком ревности, катают койку туда-сюда в надежде на другой микроклимат.
И бесконечно дергают врачей и медсестер (читай – друзей, психологов, гадалок): ну, может быть, есть какой-то способ? Те многозначительно кивают головами и раздают советы. Пытаются анализировать. А эти двое несчастных врут друг другу, что нет, ничего страшного не происходит, ни о каком летальном исходе не может быть и речи.
Мне кажется, что этот период – самый ужасный в отношениях. Не само расставание, там ты хотя бы уже четко понимаешь, что все. И даже не период тоски и скучания после него. А агония. Агония, в которой живут двое. И часто годами. Не в силах разорвать эту помесь ненависти, отвращения, порой до трясучки, с какой-то болезненной привязанностью. Люди застревают в нем, как в паутине. Удивительно, но на пике влюбленности расстаться иногда реально проще, чем выползти из состояния «пред-расставание».
«Ведь как я без него? Вот он сидит – и меня от него воротит. А подумать о том, что проснусь завтра, а его нет – сразу ком в горле. Потому что мое. Родное. Привычное. Столько пережили вместе», – пишет мне девушка, зачем-то простившая с десяток измен, похудевшая на 10 кг от переживаний и почерневшая от бесконечного мучения рядом с человеком, к которому уже ничего нет.
Воспоминания, кстати, солируют в период доживания отношений. Начинают всплывать все эти первые поездки и ощущение невероятного счастья от того, что просыпаешься рядом. И какие-то планы вы там строили и так далее. Как вот это все оставить?
Поэтому люди так истошно боятся расставаний. И раз за разом упорно делают не тот выбор между живым, пульсирующим новым и еле дышащим старым.
Мы часто путаем любовь к человеку с чувствами к воспоминаниям и своей привычке. Все мы по сути – эгоисты и с упоением холим и лелеем вложенные усилия, переживания, то, как НАМ будет плохо, если наши надежды не оправдаются.
Из-за неумения отличить одно от другого ловушка захлопывается, и мы превращаемся в печальных родственников у смертного одра с неизменным вопросом в глазах.
А вдруг можно еще что-то сделать?
Нельзя. То, что уже на искусственной вентиляции, само дышать не начинает. И стоит его отпустить, пока не начнет плохо пахнуть. «Лошадь сдохла, слезь».
Глава 23. Все так живут…
Инна сначала долго и сосредоточенно размешивает сахар в кофе. Потом тягостно смотрит в окно и в завершение этой напряженной мизансцены говорит с полной надежды вопросительной интонацией: «Ну, все ведь так живут, да?»
Муж ее последние три года провел в незабываемом для Инны романе на стороне. Со всеми полагающимися атрибутами. Враньем, разбродом и шатанием, хождением туда-сюда, бесконечным унижением типа знакомства любовницы с друзьями и даже родными. Она болезненно похудела, пару раз пропивала курс успокоительных таблеток, пыталась умолять, угрожать, разбираться с «этой девкой». В итоге вся эта волнительная эпопея достала ту самую, третью сторону, и она влюбилась в кого попроще. Ну а Сева был водворен в лоно семьи. И вот они живут. Инна со своей болью, а он со своей. Периодически, напиваясь, муж закатывает ей скандалы, обвиняя в том, что если бы она его отпустила и не устраивала цирк с конями, был бы сейчас он с любимой женщиной. Утром, правда, извиняется. Мол, ну чего ты, ну я же с тобой. А она глотает слезы и думает: да что ж я правда-то не отпустила, уже бы пережила все это сто раз и жила бы себе счастливо. А теперь вроде затянуло обратно. И родной он какой-то, и жалко его.