Да, и кому же это я, интересно, насолила до такой степени, что меня так изуродовали? Поленились добить? Пожалели? Или наоборот — оставили живой, чтобы помучилась?
Рассуждать на данную тему было совсем невмоготу. Сколько раз уже пыталась и каждый раз испуганно решала, что подумаю об этом потом. В какой же книжке героиня постоянно поступала таким образом? Точно, в «Унесенных ветром». А звали ее… Скарлетт О'Хара, вот как. И тут же ее драматическая история всплыла в моей несчастной голове со всеми подробностями. Ну надо же! Книжные страсти-мордасти прекрасно помню, а собственную жизнь — словно корова языком слизала.
Стараясь пореже поворачиваться лицом к своим соседям, пожилой супружеской паре, я кое-как застелила постель и забилась в уголок, старательно прикрывая лицо газетой, которую и не думала читать.
Впрочем, соседи на меня особо внимания и не обращали. Почти всю дорогу они спали или ели. От мрачных мыслей меня отвлекала проводница. Ее голос громыхал на весь вагон. Похоже, она молчала, только когда спала.
— Эй, кто там проглотил веревку в туалете? Ломик дать? А, почтальон Печкин, — приветствовала она продавца газет. — Ну-ка, покажи, что припер. Фу, опять сиськи, письки и фаллосы. Ты мне в прошлый раз, зараза, гороскоп не продал со скидкой, так что вали отсюда, не разрешаю тебе здесь торговать. А это что за инопланетяне? Откуда такие? Из пятого вагона? В ресторан? Дверь закрывайте за собой, паразиты! Чтоб у вас больше никогда в жизни ничего не стояло!
Однако ко мне мегера относилась, как и обещала Андрею, вполне приветливо. Заходила, спрашивала, не нужно ли чего, чаю там или второе одеяло. Пыталась завести разговор, но я отмалчивалась.
Сразу за Туапсе, когда до Сочи осталось ехать всего ничего, показалось море. Огромное, синее и неправдоподобно гладкое. Солнце плавилось и растекалось в нем лужицей жидкого металла.
— Смотри, Кать, дельфины! — крикнул с верхней полки сосед.
Я прилипла к стеклу и увидела, как что-то серое выскочило из воды и тут же плюхнулось обратно. Внутри стало жарко, словно солнце прожгло в оконном стекле дыру и теперь поджаривало меня…
…Солнце пекло вовсю, надо бы уйти в тень, но так не хочется шевелиться. «Смотрите, дельфины!» — завопил рядом какой-то мальчишка. Я прикрыла глаза рукой и увидела — целую стаю, совсем, недалеко от берега. Вскочила, бросилась в воду, поплыла к ним, так быстро, как только могла. Остановилась, разочарованная до слез: дельфины исчезли. «Ну пожалуйста», — прошептала я, и вдруг совсем рядом из воды показалась веселая морда с круглыми глазами и длинным «клювом». Дельфин показывал мелкие зубки и стрекотал — словно смеялся надо мной. Не веря своему счастью, я протянула руку, чтобы погладить, но дельфин тут же нырнул. Чтобы через секунду показаться с другой стороны. Он дразнился, играл со мной, и в конце концов мне все же удалось провести рукой по его гладкой спине…
Котлеты, дельфины, чуть разочарованно вздохнула я. Ну хоть бы что-то дельное. Ладно, и на этом спасибо. Вроде не совсем подкидыш. Не все сразу.
* * *
Через два дня после того, как Вера улетела в Париж, Денис нашел в почтовом ящике конверт на свое имя. Самый обычный конверт, из тех, которые продаются в любом почтовом отделении. Адреса не было, а его имя и фамилию кто-то написал каллиграфическим чертежным шрифтом.
Что-то недоброе почудилось Денису в этом письме. Как в детективном сериале. Послание от «доброжелателя»?
Он аккуратно надорвал край конверта и вытащил несколько снимков.
Он и Вера. В кафе. Выходящие из его квартиры. В аэропорту. Все вполне пристойно, целомудренно. Вот только дата. Та самая, когда он якобы в Москве был. А, ерунда, дату можно любую пришлепать. И что хотят?
К фотографиям прилагалась отпечатанная на принтере записка: «Если не хотите, чтобы эти и другие фотографии попали к вашей жене, будьте готовы распрощаться с 10 (десятью) тысячами долларов. Если согласны, то поменяйте игрушку в машине и ждите инструкций».
Таблеток вам, господа, надо от жадности, и побольше, фыркнул Денис. Тоже мне, «другие фотографии». Могли бы и подбросить для рекламы парочку «других». Если, конечно, они действительно существуют.
Выйдя из лифта, он мелко порвал фотографии, конверт и записку и выбросил в мусоропровод.
Валяйте! Видит бог, он сам на скандал не нарывался.
Или?.. Или попытаться подловить этого придурка? Сделать вид, что поддался, попытаться вычислить? Печатников? Нет, исключено. На той фотографии, где они с Верой стоят в очереди в «Пулково», рядом маячит и его толстое брюхо. Да и зачем ему?
— Как дела? — вяло поинтересовалась Инна, даже не привстав с дивана.
— Нормально, — буркнул Денис. — Есть будем?
— Пельмени.
Ни слова не говоря, Денис развернулся и вышел. Пешком добрел до кафе и поужинал там. Ярость в нем так и бурлила, и даже изрядная порция коньяка не смогла ее утихомирить. Желание найти и от души попинать шантажиста — а он не сомневался, что сможет это сделать, — никак не могло одолеть желания побольнее задеть Инну. И только обещание, данное Вере, заставило его сдержаться. Денис вышел из кафе и в первом встречном ларьке купил игрушечную обезьянку на липучке.
На этот раз Инна встретила его в прихожей.
— Извини, — виновато пробормотала она, уткнувшись носом ему в грудь. — Я забыла, что ты не любишь пельмени.
— Люблю. Только не из Барсика.
— Извини, — повторила Инна. — Я отбивные поджарила. С цветной капустой. Будешь?
— Спасибо, я уже поужинал.
Инна пожала плечами и ушла в спальню. А Денис — в гостиную на диван. Придумывать импотенцию не пришлось.
Наутро Инна как ни в чем не бывало приготовила ему завтрак и попросила подвезти ее.
— А Олег что? — хмуро поинтересовался невыспавшийся Денис.
— Заболел Олег, с температурой лежит.
— Ну поезжай сама, в конце концов. А то совсем разучишься.
— Ну, День, пожалуйста! — заныла Инна. — Я не хочу сама.
— И куда тебе?
— Да так, по магазинам пробегусь. Где-нибудь в центре выбросишь.
Денис представил, как выбрасывает ее из машины. На полном ходу. Получилось впечатляюще.
Сев за руль, он снял болтающегося на веревочке паука и стал прилаживать купленную вечером уродливую обезьяну.
— Это зачем? — капризно протянула устроившаяся рядом Инна.
Денис почувствовал, как вчерашняя ярость снова заливает его мутной душной волной. Инна, без которой он всего три месяца назад не представлял себе жизни, вдруг стала ему настолько неприятна, что он ощутил настоящую дурноту.
Пожалуй, не нарушить данное Вере слово будет чрезвычайно сложно. Но, по крайней мере, он ни в чем не будет себе отказывать. Может, сама не выдержит и уйдет.