Викки огляделась в полном восхищении.
— Но, разумеется, все это не только для нас? — воскликнула она.
— Да, будут и другие гости, — сказал Хуссейн. — Запустить в торговлю новые духи — дело непростое, следует привлечь нужных людей, и это моя обязанность. Собственно, я этим и занялся как раз перед вашим приходом. Чувствуете запах? Не слишком сильный, но достаточный для того, чтобы уловить и спросить о нем.
Викки выразила свое удовольствие и с удивлением обнаружила, что и Адам тоже доволен.
— Старый черт! — подзадорил он хозяина. — Выкладывай, что ты еще припрятал в рукаве?
Но Хуссейн не ответил ему. Его влажные карие глаза на мгновение остановились на Адаме, потом он отвернулся. Викки, наблюдавшая за обоими, увидев на лице Адама разочарование, поспешила ему на помощь.
— Вы тут бывали прежде? — спросила она. Он улыбнулся:
— Конечно. Двоюродный брат Хуссейна — один из моих студентов, он осиротел еще ребенком и живет здесь.
Викки никак не могла представить Адама в качестве преподавателя, наставника молодежи. Он казался слишком самоуверенным, впрочем, видимо, это качество и помогало ему завладевать вниманием студентов.
— Ну, он живет в прекрасных условиях! — отозвалась она.
— Здесь не везде так, — усмехнулся Адам. — Хуссейн, должно быть, приобретал эти ковры в течение всей своей жизни. Хороши они, правда?
Викки кивнула, попробовав на ощупь ближайший к ней: так ли он мягок, как смотрится.
— А ведь на этом ковре, в рисунке, есть намеренно сделанная ошибка. Сможете вы ее найти? — сказал Адам.
Поначалу Викки ему просто не поверила, но он показал на противоположный край ковра.
— В орнаменте каждого арабского ковра всегда есть какая-то неточность, — объяснил он. — Один Аллах совершенен, а все вокруг не может быть таковым.
— Понимаю, — кивнула Викки, но все равно ничего не смогла обнаружить. Цвет ковра был ало-малиновый, а рисунок столь замысловатый, что ей трудно было найти какое-либо нарушение геометрических пропорций.
Наконец Адам показал ей это место, но Викки решила, что подобные штучки лишь придают ковру особое очарование. Вот коллекционированием чего она бы занялась, подумала она, но тут же спохватилась, прикинув, насколько дороги должны быть эти ковры при такой красоте. Викки улыбнулась без всякой задней мысли, напрочь забыв в этот миг свое обещание Умм-Яхье.
— Вы по этому предмету читаете лекции? — наивно спросила она Адама.
— Боже, конечно, нет. Здесь я только любитель. Вот Хуссейн, тот знаток. Если блеск ваших глаз верно подсказывает мне ваше желание купить какой-нибудь ковер для себя, я попрошу его вам помочь.
Лицо Викки вытянулось.
— Но я думаю, он не захочет, — заметила она. — Он так занят все время…
— Все равно попросите, — посоветовал Адам.
— Хорошо, — пообещала Викки.
Хуссейн суетился, занятый последними приготовлениями. Только он успел закончить, как во дворе раздались гудки и шум подъезжающих автомобилей, и он вышел приветствовать новых гостей, весь радушие и гостеприимство.
Хуссейн возвратился в сопровождении нескольких мужчин, которых Викки прежде не видала. Все они были люди с явно высоким положением в обществе, все в национальных одеждах: несколько — в арабских одеяниях, один, индиец, носил шапочку а-ля Джавахарлал Неру, другие были одеты в основном по-европейски, но как-то особенно, не так, как одеваются в Лондоне или Нью-Йорке.
Хуссейн представил всех друг другу с таким искусством, что растопил и самые сдержанные сердца.
— Не глядите так тревожно, — шепнул он Викки, — скоро будут и другие женщины.
— Мириам? — улыбнулась Викки.
Он кивнул, и легкая тень набежала на его лицо.
— Мириам, — повторил он, — и некоторые другие…
Появление Мириам было, несомненно, гвоздем этого вечера. Она вошла незаметно, совершенно скрытая под чадрой, и в тишине медленно сняла ее, открыв сверкающее платье. Оно было сшито из материала, подаренного Адамом. Мириам направилась прямо к тому месту, где стояли Викки и Адам, глаза ее загадочно мерцали в полумраке.
— Тебе нравится? — обратилась она к Адаму. Приняв театральную позу, явно позаимствованную из журнала, она медленно протянула к ним руки.
— Слишком много губной помады, — отметила Викки почти машинально.
— Да, действительно, — согласился с Викки Адам.
Хуссейн подошел сзади и нежно коснулся руки Мириам. Ее глаза тут же вспыхнули, но, вопреки ожиданиям Викки, она не воспротивилась, а лишь шагнула вперед, почти коснувшись Адама.
— Ты подарил мне этот шелк, — мягко напомнила ему Мириам.
— Полагаю, что так, — кивнул он. Он не сделал ни малейшего движения по направлению к Мириам, и в ее глазах легко было прочесть разочарование, которое она хотела, но не могла скрыть.
— Платье выглядит потрясающе! — поспешила Викки к ней на помощь.
Мириам слегка утешило одобрение Викки, как будто она носила подобные вещи всегда.
— Странно чувствуешь себя без чадры среди незнакомых мужчин, — призналась она голосом, который только ей казался шепотом. — Как вам удается сохранять спокойствие?
— Привычка, — коротко ответила Викки. С чувством фатальной неизбежности смотрела она, как Мириам ухватилась-таки за Адама и оглядывается вокруг с нескрываемым любопытством.
Хуссейн по-прежнему стоял поодаль, постепенно вскипая.
— Пошли со мной, — скомандовал он Мириам. — Нужно помочь разнести еду.
Мириам ответила ему с полным пренебрежением:
— Я тут гость, как и все прочие!
— Можно я вам помогу? — робко спросила хозяина Викки.
— Ну, если хотите, — согласился тот холодно и торопливо отошел ко вновь прибывшим гостям, оставив Викки с ее намерениями. Она посмотрела на его крепко сжатые губы и вздохнула. Неужели Мириам не понимает, что Адам бросит ее, как только ему надоест ее наивность.
— Ему не следовало приходить. — Хуссейн вернулся мрачный. — Она не понимает, что Адам всего лишь любезен, и не более того. Любой мужчина, говорящий с ней, может оказаться на его месте.
Викки раскрыла глаза от изумления.
— Вы и в самом деле так думаете? Ну, тогда ни вы, ни все прочие совершенно не понимаете Мириам!
— Не понимаем? — переспросил он вежливо.
— Нет, — ответила Викки твердо. — Думаю, Мириам очень хорошо осознает свое положение.
— И влюблена в Адама, надо полагать? — добавил Хуссейн саркастически.
— Может быть, а может быть, и нет. Для нее это не имеет значения. В данный момент она стремится быть современной и свободной. Ну как ее за это осуждать? Вам бы понравилось сидеть взаперти с таким отцом безо всякой благодарности и хотя бы проблеска радости?
