Или все-таки с самой сложной она поторопилась? Пейдж почувствовала неприятный спазм в желудке и посмотрела на Уолли.
— С кем у меня интервью?
— С Би Кромвелл. Ну ты знаешь ее. Высокая старушка с подсиненными волосами и чудовищным характером.
— А я-то подумала, что ослышалась.
Би Кромвелл! Дама восьмидесяти пяти лет, самая неприятная, злобная в округе, регулярно игравшая в клубе в «бинго». Сплетница, готовая ругать всех и вся. Она жевала табак и сплевывала на землю. Спаси Господи того несчастного, что ненароком окажется у нее на пути. Ее и терпели в городе только из-за того, что — так уж случилось — она была очень богата.
— Не шути так. Это жестоко.
Уолли чихнул, да так громко, что чашка на его столе звякнула. Он поежился и натянул свитер.
— Я простудился. Мне холодно.
— Но сегодня у нас тепло.
— Это меня и подкосило. То жара немыслимая. То холод, как в Антарктиде. Какой организм такое вынесет? У меня высокая температура.
— Сам виноват, — напомнила неумолимая Долорес. — Я тебе говорила: не трогай термостат.
— Да, а я, дурак, не послушал вас. Довольны?
— Не совсем. Хочу, чтобы ты сказал: «Долорес, вы были правы».
— Долорес, вы были правы.
— Долорес, вы просили меня не трогать термостат, но я, упрямец, сделал по-своему.
— Долорес, вы просили меня не трогать термостат, но я, упрямец, сделал по-своему.
— Обещаю больше никогда не быть упрямым.
— Обещаю больше никогда не быть упрямым.
— Долорес, простите меня, пожалуйста.
— Долорес, простите меня, пожалуйста.
— Долорес, вы умны, как богиня мудрости. Красивы. И…
— И уже достали меня!
— Да, достала. Но я права, как всегда! Советую тебе не забывать об этом.
— Ненавижу вас! — пробормотал Уолли и с шумом высморкался.
— Взаимно, лапуля. Ладно, я пошла. Пока, цыплятки мои. — Долорес помахала ему рукой и взяла сумочку. — Я записана к парикмахеру. А потом иду на обед.
— Ну пожалуйста! — заныл Уолли, когда Долорес ушла. — Ну сделай это ради меня. Деб договорилась об этом интервью за два месяца. Я ей обещал, что не подведу.
— Послушай, у меня своих дел невпроворот. Мне тоже нужно взять интервью. Да еще две статьи дописать.
— Я сделаю все за тебя. А ты иди к Би, а? — Молодой человек схватил сумочку Пейдж и протянул ей. — Умоляю.
— Но…
— Эта мегера согласилась на интервью лишь на том условии, что ее фотография появится в газете. Она не только злобная, но и тщеславная. Поспеши, опаздывать нельзя. У нее пунктик на пунктуальности, извини за тавтологию.
— Но…
— Я наведу порядок на твоем столе.
Пейдж сложила бумаги на краю стола.
— Здесь и так полный порядок.
— Я угощу тебя обедом.
В поисках подходящего деяния Уолли оглядел кабинет и наткнулся взглядом на ее ноги.
— Слушай, тебе, наверное, в этих туфлях так неудобно. Знаешь что? Ты идешь на интервью, на обратном пути забегаешь в аптеку и приносишь мне что-нибудь от кашля, а я тебе делаю отличный массаж ног.
Пейдж взглянула на босоножки на высоких каблуках, в которых утром решила пощеголять. Пальцы уже ныли, пятки болели, а прошло-то всего сорок пять минут, как она надела эти орудия пытки.
— Ладно, будь по-твоему. Но… — девушка ткнула Уолли пальцем в грудь, — если она начнет плеваться и испачкает мой сарафан, ты заплатишь за химчистку.
— Согласен, — радостно закивал тот, передал ей пачку записок и сел за стол.
Стараясь не думать о ноющих ступнях, Пейдж взяла сумку и блокнот и спустилась вниз. Теперь по крайней мере у нее было чем заняться, чтобы отвлечься. Вот и хорошо. А иначе пришлось бы сидеть за столом в офисе, терзаться и изводить себя догадками, о чем же думал Джек Мишен прошлой ночью.
Был ли он рад? Расстроен? Зол? Или ему вообще все равно? Или она проявила себя такой же неумелой и никчемной, какой была до встречи с ним? Или он все же остался доволен ее успехами? Или теперь — вот в этот самый момент — сидит где-нибудь и ломает голову над тем, как бы отделаться от нее?
Девушка заставила себя прогнать неприятные мысли прочь. Неважно. Все это неважно. Даже если Джек решит положить конец их занятиям, ничего страшного. Она уже успела многому научиться у него за последние две недели и теперь знает куда больше, чем до знакомства с ним.
Конечно, он помог ей познать себя, раскрыть свои пристрастия и склонности. Понять, какие именно прикосновения, ласки и поцелуи доставляют ей удовольствие. Но Джек не говорил, как прикасаться к нему, как ласкать и целовать его…
— Эй, привет, синий чулок. — Его низкий голос донесся до Пейдж, когда она спустилась с лестницы. Она посмотрела на противоположную сторону улочки, пролегавшей между бакалейной лавкой и зданием редакции. На Джеке были джинсы и выцветшая джинсовая рубашка с расстегнутыми пуговицами, под которой белела футболка. На мгновенье она представила его таким, каким видела накануне ночью в своей спальне.
Как он красив. Какое сильное, прекрасное тело, загоревшее под жарким южным солнцем. Золотистые завитки волос на груди. Как играли его мышцы, когда он обнимал ее крепкими руками, прижимался к ней и соединялся с ней. Глубже, глубже…
— Ты сегодня такая… Даже смотреть на тебя жарко. — И снова его голос развеял легкий туман ее мыслей, возвращая ее в реальность.
— Это все платье. Я обычно такие не ношу. Я и покупать его не стала бы, да Деб настаивала. Она сказала, что вырез подчеркивает…
— Я имел в виду, что тебе, наверное, жарко. Ты вся взмокла.
Девушка вдруг почувствовала струйку пота у виска и поспешно вытерла ее ладонью.
— А, ну да. То есть… я думала… Долорес тоже что-то такое говорила, но имела в виду…
— И я с ней согласен. — Джек обаятельно улыбнулся, окинув ее взглядом с ног до головы. — Мне нравится твое платье. Оказывается, у тебя есть ноги.
Пейдж не смогла сдержать улыбки, и напряжение начало понемногу отпускать ее.
— Да. Ими очень удобно ходить.
— И обвивать. — Его намек воскресил в ее памяти события прошлой ночи, но она заставила себя не думать об этом.
Прогоняя воспоминания, Пейдж набросила ремешок сумки на плечо.
— А что ты здесь делаешь? Разве ты не должен работать на ранчо?
— А чем я занимаюсь последние две недели? А сюда приехал за фуражом. Вот сейчас заберу из магазина — и обратно. Но сначала… — Джек откусил яблоко и бросил огрызок в ближайшую урну, — я хотел видеть тебя.
