Прислонившись к перилам балкона, он жадно дышал прохладным ночным воздухом. Он никогда не думал, что у него появится еще один шанс. Никогда не думал, что зачнет другого ребенка. Он всегда был очень осторожен в своих связях. Его женщины сразу узнавали, что его не интересует брак, семья или какие-либо обязательства. Трагическая гибель жены незадолго до рождения ребенка потрясла его. С разбитым сердцем, позабыв о дисциплине, он поставил себе цель отомстить за смерть Катины и их нерожденной дочери. И он жестоко отомстил.
Он сделал то, чего не сделает богобоязненный человек.
Он ожидал, что Семья ответит на его месть собственным возмездием. И даже почувствовал легкое разочарование, когда этого не произошло. По правде сказать, умереть было бы легче, чем жить. Если бы он умер, он воссоединился бы с Катиной и ребенком и обрел бы покой. Но этого не произошло.
Семья лишила его жены и ребенка. Семья оставила ему жизнь.
И это было концом Деметриса Мантеакиса — любящего супруга и отца, защитника своей семьи.
Но теперь все снова изменилось. Каким-то чудесным образом он снова станет отцом.
Если принцесса не прервет беременность.
Если преследователь не прервет жизнь принцессы.
Сделав медленный выдох, Деметрис смотрел на темное море, в безбрежном просторе которого слабо мерцал огонек. Маленькая лодочка, затерявшаяся в океане.
Маленькая жизнь внутри Шанталь. Жизнь, которую он будет защищать своей жизнью.
Деметрис подошел к Шанталь, как только она появилась на террасе.
— Нам нужно поговорить.
Она медленно села за стол. Деметрис был благодарен ей за то, что она не сказала какой-нибудь глупости вроде: о чем нам нужно поговорить? Ему необходимо знать, что она думает… что собирается делать…
— Как ты спала? — спросил он, взяв чашку кофе из рук безмолвной экономки, которая появилась и исчезла, прежде чем они заметили ее.
Шанталь наклонила голову, качнув блестящими волосами, поднятыми в «конский хвост».
— Не очень хорошо.
— Я тоже, — лучше всего сразу сказать то, что у него на уме. — Всю ночь я думал. Думал о тебе. О ребенке…
— Это еще не ребенок.
Деметрис нахмурился, едва не поддавшись искушению сказать какую-нибудь резкость, но Шанталь подняла голову и встретилась с ним взглядом. Она серьезно смотрела на него голубыми глазами, под которыми бессонная ночь наложила тени. Так же как он, она пытается осознать то, что произошло.
— Мы создали новую жизнь, — осторожно сказал Деметрис, внимательно глядя на Шанталь. Он видел, что она очень серьезно воспринимает свою беременность. Хорошо. Он тоже.
Шанталь отвернулась и прищурилась, глядя на горизонт.
— Мне страшно, — она судорожно глотнула, — мне очень страшно.
Деметрис молчал. Он не отваживался заговорить.
Закрыв глаза, Шанталь глубоко дышала. Сложив руки на груди, она пыталась совладать со своими чувствами. Деметрис не представляет, что это значит для нее. Он не представляет, как много поставлено на карту. Ее брачный контракт был сформулирован очень точно. Он определяет обязанности и обязательства, на которые она согласилась. Никаких любовных связей. Никакого недозволенного поведения. Никаких скандалов.
— Я не могу иметь этого ребенка, — сказала Шанталь. — Я знаю, что это звучит жестоко, но, клянусь Богом, это правда. Тибоде давно ищут любой повод, чтобы избавиться от меня. Незапланированная беременность даст им мотив, который им так нужен. Моя дочь — наследница престола. Они вышвырнут меня, а ее оставят у себя.
— Это противозаконно.
— В Ла-Круа — нет. Это старинная монархия, а не демократия. Король и королева все еще обладают неограниченной властью.
— Включая удержание собственной внучки в качестве заложницы?
Шанталь поежилась.
— Они не воспринимают это таким образом.
Деметрис удивленно поднял брови.
— Ты защищаешь их?
— Нет, конечно, но я должна быть реалисткой.
Деметрис помрачнел. Он задумчиво смотрел на Шанталь темными глазами.
— Ты даже не хочешь подумать о том, чтобы оставить ребенка.
Она до боли стиснула зубы. Ей всегда хотелось иметь несколько детей; в глубине души она мечтает, как будет держать на руках еще одного малыша, как будет любить его… но ей не разрешено иметь детей.
Сохранив беременность, она потеряет Лилли. Навсегда.
— Нет, — хрипло ответила Шанталь, отводя глаза. Вздохнув, она почувствовала, как бретелька бюстгальтера врезалась ей в плечо. Ее груди уже стали полнее. Исчезла легкость движений. Ей не верится, как быстро изменяется, приспосабливается и растет ее тело.
Дитя. Слезы защипали ей глаза, и она закусила губу. Она хочет этого ребенка. Она не может иметь его. Это ужасно. Отвратительно. Ни одна женщина не должна попадать в такое положение. Чтобы спасти одного ребенка, она должна избавиться от другого.
— Вот как, — с отвращением сказал Деметрис. — Никакого обсуждения, никаких поисков выхода…
— Какой может быть выход? — Шанталь гневно сверкнула глазами. — Моя дочь — единственная наследница престола. Ее уже воспитывают как будущую королеву. Я ни за что не оставлю ее в Ла-Круа ради того, чтобы здесь играть в папу-маму!
— О, тогда все понятно. Все жертвы, потеря свободы, любви, жизни… все это ради того, чтобы Лилли стала королевой?
Шанталь передернуло от его сарказма. Он не понимает, что для члена королевской семьи выбора нет. Для тех, кто родился в семье Дюкасс или Тибоде, долг прежде всего.
Но Деметрис нанес ей последний удар:
— Вы уверены, принцесса, что не ваше честолюбие определяет будущее вашей дочери? Вы уверены, что не хотите, чтобы она стала королевой?
Шанталь в негодовании подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Я никогда не пожелала бы ребенку родиться в королевской семье. Но Лилли есть Лилли, так же как я — это я. — Она пылала от сдерживаемого негодования. Он обидел ее, очень обидел. — Ты знаешь, как сильно я люблю Лилли. Ты знаешь, что я все сделаю для нее, все что угодно, чтобы она была счастлива.
— Включая убийство ребенка, которого ты носишь.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Слова Деметриса пронзили ей сердце. Глаза наполнились жгучими слезами. Глубоко обиженная и ошеломленная его жестокостью, она смотрела на него, чувствуя болезненные спазмы в желудке.
— Меня тошнит от тебя, — едва выговорила Шанталь. В прямом смысле, подумала она, поспешно поднимаясь на ноги. Оттолкнув стул, она устремилась в ванную и бросилась к унитазу. Ее рвало снова и снова.
Слезы струились из ее глаз, во рту была горечь. Сердце у нее обливалось кровью. Он не знает. Он не может знать. Она прошла через ад. Пощечины. Удары. Избиения. Она вынесла ужасные унижения ради безопасности дочери. Неужели стыд, синяки и слезы были напрасны?
