— Значит, театр — это трудно?
— Трудно само творчество.
— Тогда, может, этим не нужно заниматься? — сказала я, хотя прекрасно знала ответ.
— Что ты, — сказал он. — А как же без этого жить? Пока человек творит, он живет.
— А что еще трудно? — сказала я.
Он подумал.
— Трудно, чтобы твое творчество нашло отклик в душах людей.
— Это как?
— Не всем может понравиться одно и то же произведение. В данном случае спектакль. Кто-то почувствует в нем, в каких-то простых словах, старую незажившую обиду. Кто-то увидит не лучшие черты своего характера в незначащих деталях, и это расстроит его до глубины души. В жизни все бывает. Театр — это диалог со зрителем. Когда человек получает ответы на вопросы, которые он задавал самому себе и этому миру. И тебе хочется, чтобы ты дал правильные ответы.
Какое-то мягкое, нежное и ощутимое тепло шло от его голоса, от его присутствия. И с этим просто невозможно было что-то поделать.
Мне казалось, что я потихоньку открываю двери в другой мир. И если бы эти двери вдруг захлопнулись на полпути, я бы этого уже не пережила.
С самой первой нашей встречи, когда он стал аплодировать мне у театральных занавесей и его кресло поехало на меня, а я от удивления чуть не упала в оркестровую яму, моя жизнь пошла по новому пути.
Так бывает у всех людей. Бывает, что какое-то услышанное тобой слово — как щелчок, как дверь в другую жизнь. Скажешь его — и ты уже в другом мире.
Например, твой друг говорит тебе: «Мы расстаемся», и ты слышишь этот щелчок. И перед тобой открываются двери в иной мир, в другую жизнь.
Или какое-то событие. Оно происходит — и ты понимаешь, что отныне ты будешь уже совсем другая. Потому что твоя душа меняется.
— Ты еще здесь? — спросил меня заколдованный принц.
— А можно, я сниму ваши темные очки? — сказала я.
Он опять улыбнулся. Маленькие тонкие морщинки солнечными лучиками пошли около его губ.
— Сними, — сказал он.
Я еле дышала и не верила своим ушам. Я боялась и не решалась. Но я понимала, что однажды это произойдет, почему бы этому не произойти прямо сейчас?
Я протянула руки и медленно сняла с него темные очки.
Но на его глазах, черт возьми, осталась серебристая полумаска. И в этом призрачном театральном свете мне все равно не было видно его глаз.
И тут уж я очень возмутилась. Попыталась встать. Но он стал держать меня еще крепче.
— Так нечестно! — сказала я.
— Что нечестно? — спокойно сказал он.
— Вы все время играете какую-то роль.
— Тебе это не нравится?
Я чуть не улыбнулась, потому что вдруг поняла, что вообще-то нравится. Но я не собиралась сдаваться.
— Отпустите, — сказала я.
— Не уходи, — тихо выдохнул он.
— Хорошо, — тихо сказала я.
Он ослабил руки. Я осталась сидеть на его коленях.
— Не уйдешь? — тихо спросил он.
— Не уйду, — тихо сказала я.
— Что бы я тебе ни сказал, не уйдешь?
— Но вы же ничего обидного не скажете?
Он улыбнулся.
— Никогда, — сказал он, — я тебя никогда не обижу.
— Правда?
— Правда, — сказал он. — Ложись на мое плечо. Я расскажу тебе сказку.
— Я боюсь заснуть, — сказала я, — я сегодня очень рано встала.
— От моей сказки не заснешь, — пообещал он.
Я положила голову на его плечо. Сбоку мне был виден его красивый подбородок с маленькой ямочкой посередине. Я очень хотела протянуть руку и потрогать эту ямочку.
Но решила, что мы с ним еще недостаточно знакомы. А тут такая фамильярность.
Впрочем, это не мешало мне сидеть у него на коленях. И все еще считать его таинственным незнакомцем.
— Ты замерзла, — сказал он и покрепче обнял меня.
Но это вряд ли бы помогло. Меня ведь колотило вовсе не от холода, а от его присутствия. Но встать у меня тоже не было сил.
Поразительно, как я лишалась власти над собой рядом с этим человеком. Просто волшебство какое-то.
— Он шел к ней осторожно, — сказал он, — шаг за шагом, год за годом.
— Кто? — сказала я.
— Не мешай, — сказал он, — я и сам собьюсь.
— Хорошо.
Он помолчал.
— И однажды он приехал в один маленький неприметный город, в котором уже когда-то случилась похожая история. Но только эта история тогда кончилась немного не так, как она должна была окончиться.
Я закрыла глаза. Мне было уютно и тепло. И я уже почти привыкла к электрическим разрядам в моем теле.
— Он не понимал, что его сюда манило. Он не знал, как переписать эту историю. Да ее уже и невозможно было переписать. Эта история произошла очень давно. Много лет тому назад. — Он немного помолчал и продолжил: — Тогда здесь тоже жил один юноша. У него все было хорошо, он был счастлив и любил свою профессию. Но не было в его жизни чего-то нереального, таинственного и волшебного. Того, чего не заменят ни друзья, ни любимая работа, ни обычное счастье существования на этой земле.
А меня совсем разморило. Я еще пыталась уследить за нитью его рассказа, но делать это было все труднее и труднее. Я не привыкла так рано просыпаться.
— Да ты и правда засыпаешь, — сказал он.
— Нет-нет, — тут же сказала я, — история, юноша, очень много лет назад.
— Да, — сказал он, — тогда этот юноша увидел одну девушку. И его молнией сразило.
— Молнией? — сказала я.
— Да, — сказал он, — самой настоящей. Так бывает. Когда-то и с тобой это будет.
Я согласно кивнула.
— И юноша остался стоять на месте. Он не пошел вслед за незнакомкой. А чуть позже ее и след простыл.
Сквозь сон я почувствовала, что он слегка коснулся рукой моей щеки и стал осторожно гладить ее.
Но я уже совсем засыпала. У меня даже не было сил разлепить рот и сказать: «Угу, я не сплю». Но сквозь сон я тем не менее еще слышала его рассказ.
— А потом стал искать ее по всему городу. И он нашел ее. Она пришла сама. К нему. В театр. Но было уже слишком поздно. Рядом с ней уже был другой. Он увидел их со сцены. И понял, что уже слишком поздно. И что ему в этом городе больше нечего делать. И он уехал из этого города навсегда.
Он осторожно гладил меня по щеке. А я уже почти совсем спала.
— Прошло время, — сказал он, — И другой юноша увидел другую девушку. И его тоже ударило молнией. И он не мог двинуться сдвинуться с места. А девушка ушла. — Он тяжело вздохнул. — Парень не знал, что делать. Он был в полном отчаянии. Ведь с каждым последующим мгновением они все больше отдалялись друг от друга. Даже не успев встретиться по-настоящему.
