После телеграммы он сразу поехал в Лидс утешить родителей. Те храбрились, но мамины глаза покраснели от слез, а сам он чувствовал свою беспомощность.
– Не будем терять надежду и поищем утешение в работе, – улыбнулась мама сквозь слезы. – Слава богу, что ты в безопасности. – В ее голосе не прозвучало ни капельки упрека, но он прочел его на лицах других людей, приходивших к дверям их виллы в Уэст-парке, чтобы выразить соболезнование.
Он забыл про все свои печали при виде Миррен. Она вышла из дома в бархатном платье, с изящно зачесанными надо лбом прядями, в туфлях, обликом похожая на спелую сливу.
– Да ты здорово отмылась, – сказал он, стараясь не показать своего восхищения. – Тебе бы надо укутаться потеплее и захватить резиновые сапоги. Погода-то гляди какая. Вот-вот снег пойдет.
Она почему-то сердито нахмурила брови, но он схватил ее в охапку и посадил в кабину, отодвинув рюкзак.
– Какие новости? Как там тетя Пам? – спросила она. – Привези сюда родителей на Рождество.
Он кивнул. Теперь ему не хотелось портить вечер мыслями о войне.
– Ты всюду ходишь с этим старьем – почему? Там что, твои сбережения? – спросила она, теребя лямку рюкзака.
Бен спихнул его под ноги. Он не имел права никому говорить, что это его боекомплект. В случае внезапной тревоги он должен будет бросить все дела, схватить рюкзак, скрыться в бункере и ждать дальнейших инструкций. В нем было все необходимое: пистолет, несколько патронных обойм, боевой нож Ферберна, моток проводов, инструменты, карты, таблетки солодового молока «Хорликс», другие продукты, которые поддержат его силы, пока он будет добираться до секретного убежища.
Они уже много раз отрабатывали эти действия глубокой ночью – уходили в тайный лагерь на пустошах, захватывали «вражескую» батарею, «минировали» железнодорожное полотно. Все в духе бойскаутов, но со смертельной серьезностью. Как-то дядя Том поймал его и врезал оплеуху за бездельничанье, но он отнесся к этому стоически, по-мужски. Он не мог сказать ему правды, это было бы прямым предательством.
Бен и Миррен в молчании спустились в Уиндебанк, оставили грузовик в укромном месте на верхней дороге и привязали козу на обочине, чтобы она подкормилась. Такая же идея пришла в голову многим – в других грузовичках пищали цыплята и гавкали собаки. Все окна были затемнены, деревня тонула во мраке, и лишь на углах улиц несколько белых линий направляли осторожных прохожих. Трио музыкантов «разогревалось» перед выступлением.
Деревенский зал несколько дней украшали по вечерам жены ополченцев – под потолком висели фонари, колокольчики и бумажные гирлянды, на подоконниках стояли в стаканах свечи. На сцене стояла рождественская елка, возле нее уже расположилось трио Джимми Бенсона – скрипач, ударник и пианист.
Бен посмотрел с надеждой в дальний конец холла, где на столе, накрытом скатертью, стояли угощения, принесенные участниками вечеринки – пирожки и сосиски в тесте, булочки с начинкой из холодной нарезки и мясного паштета, фруктовые пироги, печенье, все по порциям, чтобы каждый получил свою справедливую долю. При мысли об ужине он понял, что страшно голоден. Был там и разрешенный бар, но пива в нем мало, не разойдешься, в основном шипучка. Парни будут подзаправляться в пабе, благо он недалеко. Танцы – штука такая, что хочется пить, а они будут отплясывать до рассвета.
Там была стайка школьниц в носочках до щиколотки, соплячки пыжились, изображая из себя взрослых. Бена с интересом разглядывали подружки Миррен из хостела – нарумянили щеки, накрасили губы помадой, и от них исходил какой-то аптечный запах. Несколько деревенских женщин дежурили возле стола, отгоняя от него вороватые пальцы.
Бен был неважным, неуклюжим танцором, стеснялся этого, но на деревенских танцах чувствовал себя увереннее. В дверях он заметил парня из своего отряда, пожиравшего глазами кружившихся в вальсе девчонок, и подошел к нему поболтать. В мужской компании он чувствовал себя увереннее. Когда он снова повернулся, Миррен лихо отплясывала с Арни Блеуиттом. При свете фонарей она выглядела роскошно, ее светлые волосы колыхались за плечами, стройные лодыжки так и мелькали над полом. Рядом с ней другие девчонки казались размалеванными простушками.
Позже, когда азарт танцующих все больше нарастал, Бен подумал, не пригласить ли ему Миррен. Хоть она и была его кузина, но он почти не знал ее до своего приезда из Лидса в начале войны. В детстве их тропы редко пересекались, если не считать его появлений у деда с бабкой да еще того памятного случая, когда она сломала себе руку из-за очередной безумной затеи Джека.
В школьные годы она выглядела как девчонка-сорванец, но при этом всегда сидела, уткнувшись носом в книгу, когда его привозили в Крэгсайд. Честно говоря, тогда ему было на нее наплевать. Но с началом войны она, как и все, отложила свои карьерные амбиции, и он восхищался ею все больше и больше.
Пора было бы сказать ей, что она очень ему нравится, но это прозвучит странно, и она скорее всего просто его высмеет. На ферме они были напарниками, хорошей командой. Он не очень-то силен в романтических трали-вали, да и его ухаживания во время работы выглядели бы как-то нелепо. Нет, он все-таки решил не позориться и стоял у стенки, глядя, как другие кружили ее по холлу.
Как обычно, шла борьба за тарелки, и Бен несколько раз ходил на кухню по чьей-то просьбе. В одиннадцать он набрался смелости и решил пригласить Миррен на медленный фокстрот, и это стало большой ошибкой, как и джентльменское «извиняюсь».
Арни ловко полировал пол ногами, бесстыдно прижимался к Миррен, и Бен решил спасти ее и заявил, что теперь его очередь.
До этого он и не замечал, что она такая маленькая – по плечо ему. Он вдыхал запах ее вымытых волос, а когда она улыбнулась, у него все задрожало внутри. Они сделали несколько шагов, и он наступил ей на ногу.
– Извиняюсь. – Кто-то похлопал по его плечу. Он обернулся и увидел ухмыляющееся лицо Джека Сойерби.
– Джек! Ах, Джек, ты все-таки приехал! – завизжала Миррен с таким откровенным восторгом, что Бен отступил на шаг и с удивлением смотрел, как она обнимала пасынка Тома с излишним, на его взгляд, энтузиазмом. Они закружились в танце, даже не оглянувшись.
Он вздохнул – вот, значит, какие дела. Ну и ладно. Он ретировался к двери и вытащил пачку сигарет. Больше он сегодня не танцует, хватит и одного раза. Теперь ему надо покурить и глотнуть свежего воздуха.
Миррен уже не глядела на других солдат – рядом с ней был Джек, такой веселый и красивый. В его черных глазах сверкало озорство, когда они танцевали, танцевали, танцевали, пока у нее не закружилась от восторга голова.
Он приехал домой на Рождество, на целых пять дней. Поезда на этот раз ходили по расписанию, снег не испортил дороги, а у Джека зажила рука; все было замечательно.
Как она радовалась, что не пожалела сил и навела марафет. Джек спас ее ноги от огромных башмаков Бена. Когда работаешь с кем-то целый день, и сказать-то друг другу нечего, разве что: «Как там вымя у Дейси?», «Ты поставил ловушку на крыс?», «А что, новый работник починил крышу в курятнике?». Зато с Джеком у нее целый мир свежих тем. Где он теперь служит? Что видел? Что там в Лондоне?
