Эрин недоуменно наморщила лоб.
– О чем это ты?
– Пожалуй, пора рассказать о тех уроках, которые я получаю с благословения Лондона. Я все ждал… сам не знаю, чего… Должно быть, подходящего момента.
– Гольф? – переспросила она. – Но почему?
Тут я и выложил ей детали наших с Лондоном уроков, рассказав не только о том, что мы делали на поле, но и о значении, которое отец придавал этому. Эрин внимательно слушала. Упомянул я и той необъяснимой перемене, которая произошла в последнее время с отцом.
– Поверить не могу, – сказала она наконец. – Мы действительно говорим о Лондоне Уитте? Том самом человеке, который пришел к нам на свадьбу, только чтобы предостеречь нас – мол, с женитьбой человек обрекает себя на горести и разочарования?
– Я и сам знаю, насколько все это странно. Впервые в жизни я могу общаться с отцом, не испытывая при этом ни малейших сожалений. Более того, его уроки действительно несут в себе какой-то смысл. Кто бы мог подумать, что этот человек разбирается не только в том, как перегнать мяч из точки «А» в точку «Б»?
Эрин на мгновение притихла.
– Выходит, его уроки действительно помогли тебе, но ты… ты по-прежнему не готов стать отцом?
Я вспомнил самый первый урок, когда отец разрешил мне использовать для игры только паттер. До чего же неуверенно я себя чувствовал!
– Все так. Возможно, мы и не должны ощущать безусловной готовности.
Эрин вновь призадумалась.
– Огаст, – промолвила она, наконец, голосом, больше похожим на шепот, – я знаю, что ты чувствовал в самом начале, когда только узнал про ребенка. И я понимаю, что мы не можем вернуться назад и прервать беременность, и все же… ты хочешь быть отцом?
Мне очень хотелось сказать жене «да», хотя бы для того, чтобы просто порадовать ее. Но в глубине душе я по-прежнему мучился сомнениями. Начал ли я привыкать понемногу к мысли о том, что в скором времени стану отцом? Без сомнения. Решил ли я делать все, что в моих силах, невзирая на присущие мне недостатки? Разумеется. Но изменился ли я настолько, чтобы захотеть стать отцом? Увы, нет.
– Прости, Шатци, – мягко сказал я, – но я пока к этому не пришел.
Мне показалось, что Эрин вот-вот заплачет, и я поспешил предупредить, что слезы просто замерзнут на ее прекрасных щечках. Она попыталась рассмеяться, но без особого успеха. Больше мы не разговаривали. Последнее, что я расслышал перед тем, как погрузиться в сон, – тихая молитва Эрин. Она просила Бога, чтобы тот смягчил, наконец, мое сердце.
* * *
Первый снег в Вермонте обычно выпадает ко Дню благодарения, но в эту осень мы столкнулись с ранней непогодой – смесью арктического холода и атлантической влаги, что привело к обильным снегопадам. Они обрушились на Новую Англию за неделю до Хэллоуина. За три дня землю так густо запорошило снегом, что дорожные службы перестали справляться с ситуацией. Из-за хаоса на дорогах местное правительство попросило выезжать из дома только в случае крайней необходимости, что дало мне трехдневную передышку от возни с больными псами.
К тому моменту, когда дороги наконец-то более-менее расчистили, наступили выходные. В субботу, когда с особым усердием разгребал сугробы на заднем дворе, из дома вышла Эрин. В руках у нее был телефон.
– Это Лондон, – прошептала она.
Откинув капюшон куртки, я прижал трубку к уху.
– Алло?
– Огаста, ты где? – сухо спросил отец.
– На заднем дворе, а что такое?
– Да то, что я торчу в полном одиночестве на проклятом поле для гольфа. Ты опаздываешь на урок.
Я невольно оглянулся, пытаясь удостовериться в том, что снег никуда не исчез.
– Ты совсем не смотришь по сторонам? Сезон гольфа закончен. У меня во дворе лежит фута три снега. Думаю, на поле его раза в два больше.
– Понятно, – произнес он с явным разочарованием. – Стало быть, ты отказываешься выполнять наш уговор?
Эрин все еще топталась рядом, пытаясь понять, в чем дело. Я прошептал, отодвинув трубку ото рта:
– Лондон предлагает поиграть в гольф. Он сейчас на поле. По-моему, окончательно спятил. – Я вновь придвинул телефон. – Ты всерьез предлагаешь мне заняться гольфом?
– Да, Огаста, и я не спятил.
– Так ты все слышал? – расхохотался я.
– Все до последнего словечка.
– Ладно, – вздохнул я, – буду через двадцать минут.
– Прекрасно. Ах, да, не забудь взять снегоступы.
Поскольку расчистить успели лишь главные дороги, я припарковался в конце поля, на частной стоянке. Пристегнув свои старые снегоступы, я закинул на плечо сумку с клюшками и зашагал вперед.
К десятой лунке вела цепочка следов – единственная на все поле. Стоит ли говорить, что принадлежали они Лондону?
– Наконец-то, – проворчал он, пытаясь изобразить раздражение.
– Я бы тоже приехал вовремя, если бы мне хоть на мгновение пришло в голову, что мы отважимся играть в гольф на снегу.
Лондон потер подбородок шерстяной перчаткой.
– Это Вермонт, родина зимы. Разве жалкие три фута снега способны испугать настоящего вермонтца, заставив отказаться от своей мечты?
– Ты родом из Англии.
Лондон ткнул в меня пальцем и в очередной раз изобразил недовольство.
– Я вырастил здесь сына, а это характеризует меня как настоящего вермонтца. И в жилах у меня теперь течет настоящий кленовый сироп.
– Чудесно, – не сдержал я смешка, – но почему бы нам не приступить к игре? Хоть я и настоящий вермонтец, это не мешает мне ненавидеть холод.
Лондон выбрался из сугроба и достал из сумки клюшку.
– На самом деле за последние сутки стало чуть теплее. На градуснике сегодня утром было всего минус один. Не жарко, конечно, но и не особый мороз.
– Ладно, пошли, а то сироп в моих жилах уже превращается в лед.
Отец махнул клюшкой по сугробу, осыпав меня ледяной крошкой.
– Чудесно, – произнес он с самодовольной миной. – Тебя что-нибудь тревожит? Из того, что можно было бы обсудить на поле?
Я тщательно отряхнулся.
– Меня немного беспокоит то, что я позволил подбить себя на эту авантюру. А так, если не ошибаюсь, все в порядке.
– Прекрасно, – кивнул отец. – Тогда поработаем над одним из важнейших элементов гольфа, сосредоточившись исключительно на игре.
– Ты серьезно? Никаких метафор и аналогий? Просто гольф?
– Разве что проблема всплывет сама собой, – достав из кармана пять черных мячей, он вручил мне четыре штуки. – Это все, что удалось наскрести. Если мы их растеряем, считай, игра закончена. Но пока что займемся доработкой удара.
