Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
Проблема в том, знает Сантиан, что масаи на этом не остановились.
Даже после того, как белые колонизаторы отняли так много пастбищ, кочевая жизнь все еще была возможна. Но каждый мужчина масаи взял себе трех жен, и так как каждая жена рожала по 5–6 детей, ей нужно было примерно 100 коров, чтобы их вырастить. И эти цифры росли вместе с ними. Когда Сантиан был ребенком, круглые бома стали иметь форму замочной скважины, потому что масаи добавили к ним поля пшеницы и кукурузы и начали оставаться на одном месте, чтобы их возделывать. Как только они занялись сельским хозяйством, все стало меняться.
Партуа оле Сантиан, относящийся к современному поколению масаи, у которых имелась возможность учиться, был отличником, выучил английский и французский и стал натуралистом. В 26 лет он был одним из немногих африканцев, получивших серебряный сертификат от Кенийской ассоциации профессиональных гидов сафари – самого высокого уровня. Он нашел работу в отделении экотуризма Масаи-Мара, кенийского продолжения танзанийского Национального парка Серенгети. Национальный парк Масаи-Мара объединяет области, отведенные исключительно для диких животных, со смешанными охранными зонами, где масаи, их стада и дикие животные могут сосуществовать так же, как это было всегда. Красная равнина Масаи-Мара, поросшая овсяной травой, отмеченная пустынными финиковыми пальмами и акациями с плоскими кронами, – такая же прекрасная саванна, как и любая другая в Африке. За исключением того, что преобладающим жвачным животным здесь является корова.
Часто Сантиан завязывает кожаные ботинки на своих длинных ногах и взбирается на холм Килелеони-Хилл, самую высокую точку в Масаи-Мара. Он достаточно дик, чтобы найти трупы импал, свисающие с ветвей деревьев, где их оставили храниться леопарды. С вершины Сантиан может видеть на 100 километров к югу территорию Танзании и огромное море зеленой травы Серенгети. Там призывно кричащие животные сбиваются в огромные июньские стада, которые скоро сольются, подобно талым водам, и прорвутся через границу, через реки, кипящие крокодилами, ожидающими их ежегодной миграции к северу, с львами и леопардами, дремлющими на ветвях, которым нужно лишь повернуться, чтобы убить.
Серенгети уже давно стал объектом горечи масаи: полмиллиона квадратных километров, откуда их изгнали в 1951 году, чтобы создать тематический парк, избавленный от ключевого вида, Homo sapiens, соответствующий ожиданиям выросших на продукции Голливуда туристов, считающих Африку девственной. Но натуралисты-масаи, подобные Сантиану, благодарны за это: Серенгети, благословенный прекрасными вулканическими почвами для лугов, стал банком генов для богатейшей концентрации млекопитающих на Земле, источником, из которого виды смогут в один прекрасный день разойтись и вновь заселить всю остальную планету, если до этого дойдет. Но каким бы он ни был огромным, натуралисты беспокоятся, как Серенгети сможет прокормить всех этих бесчисленных газелей, не говоря уже о слонах, если все вокруг превратится огороженные фермы.
Здесь недостаточно дождей для превращения всей саванны в пахотную землю. Но это не остановило увеличение численности масаи. До сих пор женатый всего на одной женщине, Партуа оле Сантиан хотел на этом остановиться. Но Нункоква, подруга детства, на которой он женился после завершения традиционного военного обучения, была в ужасе, узнав, что может оказаться в этом браке одной, без других женщин.
«Я натуралист, – объяснил он ей. – Если вся дикая среда обитания исчезнет, мне придется заняться сельским хозяйством». Пока не начался дележ земель, масаи считали занятие сельским хозяйством ниже достоинства тех, кого Господь избрал в пастыри скота. Они не станут портить дерновину, даже чтобы кого-нибудь похоронить.
Нункоква поняла. Но она остается женщиной масаи. Они сошлись на двух женах. Но она все еще хочет шесть детей. Он надеется удержаться на четырех; вторая жена, конечно же, тоже захочет их иметь.
Только одно, слишком страшное, чтобы думать о нем, может остановить все это размножение до того, как животные вымрут. Старик Куньи сказал это про себя. «Конец Земли, – так он его называет. – Со временем СПИД убьет всех людей. Звери заберут все это обратно».
СПИД еще не стал тем кошмаром масаи, каким он является для оседлых племен, но Сантиан видит, как мало до этого осталось. Когда-то масаи со своими коровами путешествовали по саваннам только пешком, с копьем на плече. Теперь некоторые из них посещают города, спят там с проститутками и распространяют СПИД по возвращении. Еще хуже водители грузовиков, которые теперь объявляются дважды в неделю и привозят бензин для пикапов, мотоскутеров и тракторов для продажи фермерам масаи. И даже молодые необрезанные девушки оказываются зараженными.
Может ли СПИД быть местью животных?
В землях, где нет масаи, например рядом с озером Виктория, куда животные Серенгети откочевывают каждое лето, производители кофе, слишком больные СПИДом, чтобы ухаживать за своими растениями, занялись более простым товаром, таким как бананы или древесный уголь из вырубаемых деревьев. Кофейные кусты, теперь уже дикие, 4,5 метра высотой и не подлежат возращению в культурное состояние. Сантиан слышал, как люди говорят, что им неважно, что нет лекарств, они не перестанут заводить детей. Так что сироты теперь живут с вирусом вместо родителей в деревнях, где все взрослые уже умерли.
Дома, в которых никто не обитает, разрушаются. Хижины из веток и грязи с крышами из навоза растаяли, оставив только наполовину законченные дома из кирпича и цемента, начатые торговцами с деньгами, полученными от езды на грузовиках. Травники забрали все деньги, а потом и сами заболели. В конце концов умерли и торговцы, и их подруги, и медики, а деньги исчезли; все, что осталось, – дома без крыш с растущими внутри акациями и зараженные дети, продающие себя, чтобы дожить до своей ранней смерти.
«Это убивает целое поколение будущих лидеров», – ответил Сантиан Куньи тем вечером, но старый масай понимает, что будущие лидеры не особенно нужны, если всем завладеют животные.
Солнце катится над Серенгети, заполняя небо игрой света. Когда оно исчезает за горизонтом, на саванну опускаются голубые сумерки. Накопленное за день тепло плывет вверх по склону Килелеони-Хилл и растворяется в закате. Следующий за ним холодный воздушный поток несет крики павианов. Сантиан натягивает «шука» – плотную одежду из красно-желтой «шотландки».
Может ли СПИД быть местью животных? Если так, то Pan troglodytes, наши отпрыски шимпанзе из утробы центральной Африки, явились инструментом нашего уничтожения. Вирус человеческого иммунодефицита, которым больно большинство, близок к обезьяньей разновидности, которую шимпанзе разносят, но сами не болеют. (Менее распространенный тип II похож на тот, который переносят редкие дымчатые мапгобеи[25], которых можно встретить в Танзании.) Инфекция, скорее всего, перешла к людям через подстреленных и съеденных обезьян. Обнаружив 4 % несовпадающих генов с генами наших ближайших родственников, вирус мутировал в смертельный.
Сделал ли нас переход в саванны более биохимически уязвимыми? Сантиан может идентифицировать любое млекопитающее, птицу, рептилию, дерево, паука и большую часть цветов, видимых насекомых и лекарственных растений в этой экосистеме, но некоторые слабые генетические изменения от него ускользают – как и от любого, ищущего вакцину от СПИДа. Ответ может скрываться в нашем мозге, так как размер мозга человека сильно отличается от того, которым обладают карликовые и обычные шимпанзе.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
