Когда сводная сестра вернулась в комнату с двумя бокалами вина, Джорджи заметила, что на ней надето: розовая шелковая блузка и черные шелковые брюки. Сколько может стоить такой прикид? Мать Джессики, Джоанна, тратила на одежду такую прорву денег — уму непостижимо, и по этой причине возникало процентов восемьдесят семейных ссор. Отец Джорджи, обнаружив счета, возмущался: «Что это у тебя, религия такая? — кричал он. — Ты молишься в храме Гуччи?» Яблоко от яблони недалеко падает, думала Джорджи. Это у нее наследственное.
— Спасибо, — сказала она и взяла у Джессики бокал. — Как мило с твоей стороны.
В голосе ее послышался холодок, но она знала, что Джесс не заметит. Джесс давно забыла о том, что случилось тринадцать лет назад и о чем почему-то вдруг вспомнила Джорджи. Джесс бы не поняла, почему это для Джорджи так важно. Она за все тринадцать лет об этом случае ни разу не вспомнила. Другое дело Джорджи.
Это случилось в один прекрасный день, когда она собиралась в гости и переживала из-за того, что нечего надеть, а мать Джесс в первый и последний раз предложила ей свою помощь.
Ее позвала на день рождения некая Марта — одна из немногих интернатских девочек, с которыми Джорджи сумела подружиться. Марте исполнялось восемнадцать лет, она уже стала студенткой, и у нее был двоюродный брат, о котором она много рассказывала Джорджи. «Он симпатичный и умный, и он тоже придет ко мне на день рождения, — сказала она. — Тебе непременно надо с ним познакомиться. Вы с первого взгляда влюбитесь». Джорджи очень хотелось попасть на этот день рождения и познакомиться с хваленым двоюродным братом. Подумать только — кто-то может влюбиться в нее с первого взгляда! И может быть, тогда у нее земля уйдет из-под ног или все поплывет перед глазами, и, может быть даже, она на какое-то время забудет о зубрежке — ненадолго, на краткий миг. Когда она пыталась себе это представить, у нее дух захватывало.
— Тебе нужно симпатичное платье, Джорджина, — сказала Джоанна, — для сегодняшнего вечера. Такое платье нетрудно найти. Тебе ведь нужно быть в Лондоне к восьми? Поехали вместе со мной и с Джессикой по магазинам, мы тебе что-нибудь подберем.
— Я не могу. Мне надо заниматься, — ответила Джорджи, хотя ей очень хотелось сказать: «Да-да-да! Я согласна!» Такие странные у них с Джоанной установились отношения, что подобный ответ был бы равносилен капитуляции. Тогда она будет в долгу перед Джоанной — пусть даже речь идет о таком пустяке, как выбор нарядного платья. Этого Джорджи не могла себе позволить.
— Ну как знаешь, — сказала Джоанна.
И тогда вылезла Джессика:
— Я могу сама подобрать тебе что-нибудь, Джорджи. Раз тебе надо заниматься, сиди дома. Я сама все сделаю. Найду что-нибудь очень красивое, привезу домой, а если тебе не понравится, отвезем обратно и заберем предоплату.
Джорджи показалось, что это идеальное решение. Она проводила выходные дома, готовясь к экзаменам. По субботам с утра садилась за учебники — каждый час был на счету. Она будет заниматься, а Джесс тем временем пробежится по магазинам. Отлично. И не нужно будет мучиться, глядя на то, как Джоанна силится изобразить добрую мачеху.
Джессика тоже приглашена на этот день рождения, но ей-то, слава богу, есть что надеть — от нарядов шкафы ломятся.
— Я тебе такое платье подберу! — улыбнулась Джессика.
— Ладно, — сказала Джорджи. — Но только без рюшечек. Я не люблю с рюшечками.
— Не бойся. В чем-в чем, а в одежде я разбираюсь. Доверься мне.
И Джорджи доверилась. Она еще верила Джессике, когда та вернулась из экспедиции, вся увешанная пакетами. Верила, когда они вместе поднялись на второй этаж, в комнату Джорджи. Джесс развернула свертки и достала одно за другим четыре платья.
— Вот. — Джесс разложила их на кровати. — Тебе остается только выбрать. Потрясающие, правда? Я не могла выбрать и взяла на всякий случай все четыре.
Платья и правда были потрясающие. Они были великолепны. И все они были малы.
Когда Джорджи пыталась втиснуться в четвертое, на пороге появилась Джоанна.
— Боже мой, — сказала она, улыбнувшись Джессике, — неужели мы взяли не тот размер?
— Ты же знаешь мой размер, Джесс. — Джорджи стянула платье через голову и швырнула на кровать. — Ты знаешь мой размер.
— Знаю, знаю. — Джессика повела глазами. — Но я подумала, может, хоть одно из них… в общем, твоего размера все равно не было.
— Тогда зачем же ты их взяла?
— Ну, иногда размеры не совпадают, — спокойно сказала Джоанна. — Мы надеялись, что одно из них будет не в размер.
Джорджи, в нижнем белье, стояла перед кроватью и смотрела на Джоанну. Та смотрела на Джессику.
— Ты их мерила, Джесс?
— Да.
— И они тебе подошли?
— Да.
— Хорошо. — Схватив платья в охапку, Джорджи сунула их Джессике. — Они твои.
Она вышла из комнаты, спустилась в холл, прошла в ванную и с грохотом закрыла за собой дверь.
Всю дорогу в поезде, когда они вечером ехали в Лондон, Джессика объясняла, почему она думала, что одно из платьев может подойти. Джорджи ее не слушала. На ней были черные джинсы, белая хлопчатобумажная рубашка и кроссовки. Она обиженно молчала, не обращая внимания на Джессикино бормотанье. Джорджи не собиралась прощать сестру, ей хотелось лишь одного — не завидовать. Ей надоело, что все только и говорят: «О, так это сестра Джессики? Правда, она красавица?» Джорджи и сама знала, что Джессика красавица, но зачем лишний раз об этом напоминать. Она попыталась убедить себя, что ей не нравится внешность Джессики и в то же время она ценит ее как человека, но зависть не давала разграничить эти чувства. Если бы еще Джесс хорошо училась, Джорджи просто не знала бы, что делать. Тогда бы вся ее любовь сгорела в соревновательном огне.
Джорджи знала, что завидовать нехорошо. И только в редкие моменты, как, например, после того случая с платьями, она не могла скрыть своих чувств, и волна зависти захлестывала ее с головой. Но от этого она еще больше сердилась на Джесс — зачем та провоцирует ее на такие низменные чувства? И как положить этому конец? Она не знала. Знала только, что очень хочет поскорей доехать до конечной станции и отделаться от Джессики Таннер.
Когда они пришли в гости, Марта сказала ей, что симпатичный братец, оказывается, не придет. Джорджи весь вечер просидела в углу, стараясь не высовываться, а мальчики так и вились вокруг Джессики. На Джессике было красивое платье — одно из тех самых четырех.
Три остальных Джессика тоже оставила себе. И часто их надевала.
Джорджи не сказала ни слова, ни разу. В конце концов, одежда ничего не значит, мальчики ничего не значат, и, кроме того, Джесс не виновата. Она же не выбирала, у какой матери родиться.
Не самый подходящий момент для того, чтобы вспоминать ту давнюю историю, подумала Джорджи. Когда Джесс, с красивым лицом, с красивой фигурой, сидит перед ней на диване с бокалом вина. И перед ней на журнальном столике — книжка «Вуду-девы». Как золотой ключик, который откроет потайную дверь.
