Такая она, жизнь. Не соскучишься. Вчера был уважаемым человеком. Вел умные беседы, общался с интересными людьми. Учил их, что говорить, как держаться перед камерой, куда смотреть. Брал интервью, задавал коварные вопросы. Произносил страстные монологи, вещал с экрана, как с амвона. Критиковал и клеймил, одобрял и хвалил. А всего через сутки: «Стоять! Молчать!» И матом по ушам, для убедительности… А что делать?.. Всё как в анекдоте:
На шахте — день получки. Денег, как всегда, всем не хватит. У кассы бурлит огромная толпа хмурых людей. Все стремятся протиснуться к заветному окошку. Два товарища работают локтями в паре. Маленький толкает сзади огромного верзилу. Они с боями пробиваются к кассе.
— Мыкола, Мыкола, давай! Мыкола, лезь. Лезь, Мыкола, а то не хватит!
Мыкола с трудом, преодолевая натиск конкурентов, пробивается к кассе. Вдруг появляется табличка «Денег нет». Окошко кассы захлопывается. Маленький шахтер, еще не зная об этом, продолжает толкать товарища в спину: — Мыкола, Мыкола, давай. Давай, Мыкола!
Мыкола поворачивается и как заедет пудовым кулаком напарнику в ухо.
— Мыкола, ты шо, сдурел?!
— А шо делать? — отвечает раздосадованный Мыкола. — Скажи, шо делать?
А что делать? Иду в баню. Раздеваюсь донага, сдаю гражданскую одежду, становлюсь под душ, естественно, холодный. В руке — единственное, что связывает с прошлой жизнью, что может спасти — заботливо упакованный в целлофан клочок бумаги с номером: «921-46, добавочный — 231, пароль „Зенит“, соединить с девятнадцатым». Так или что-то в этом роде.
После помывки и переоблачения в военно-морскую форму с удивлением рассматриваем и еле узнаем друг друга. Еще вчера, на судне, чем-то похожие, а в чем-то разные, мы все были равны. А сейчас… Оказалось, что тот серьезный дядя в очках и шляпе — всего лишь рядовой, а болтун и матерщинник — офицер, капитан. Или тот нахальный тип, что верховодил на судне, только сержант, а его знакомый, которым он помыкал всю дорогу, пришпилил себе три звезды на погоны — старлей. Чудеса… И это только начало. Что впереди? Какая служба ждет нас? Впрочем, почему «нас»? Я все еще надеюсь услышать: «Выйти из строя. Сдать обмундирование». Я все еще не забыл, что я от Фраймана. Греет душу и сердце листок с телефоном в нагрудном кармане шинели.
Звучит команда: «Стро-иться!»
Не люблю службу только за то, что строиться надо чуть ли не каждые пять минут. А уж про остальное… Что говорить.
Нас делят на две роты. Одна останется на базе. Другая — уйдет в сопки, научения. Будет жить в тундре, в палатках. Это при минус пяти ночью! Бр-р. Сплошная романтика. Сначала искали добровольцев. Оказалось, приехали сплошь нормальные люди. Тогда бросили старинный армейский жребий — рассчитались на первый-второй. Слава богу, повезло, остаюсь на базе. Значит, буду в казарме, в поселке, в цивилизации. А главное — стоит позвонить по заветному номеру — и меня легко можно доставить с берега на корабль. А там — здравствуй, жена. Привет, родной город. В сопках — не-е, никто не найдет. Даже искать не будут…
Так размышляю я и вдруг слышу:
— Это вы от Розенталя?
Ну, думаю, вот оно. Сработало. Свершилось. Дозвонился Виктор Зиновьевич. Браво, Фрайман! Звучат продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию. Вот оно — настоящее человеческое счастье. Поворачиваюсь, — передо мной стоит «каптри». Тот, который обозвал меня недавно Рабиновичем. Он мне поначалу не понравился. И вдруг оказывается, он — мой спаситель. Это ж надо так ошибиться.
— Не от Розенталя, от Фраймана, — с радостной надеждой поправляю я.
— Не спорьте со старшим по званию. Сказал, от Розенталя — значит, от Розенталя. Говорите, мыться не любите? — Тон офицера не предвещал ничего хорошего. — Тогда зачем вам оставаться на базе? Евреев мне здесь не хватало.
— Я не еврей.
— Значит, хуже еврея!
— Тогда кто я, по-вашему?
— Молчать!
— Я просто из любопытства…
— Молчать! Выйти из строя! Стать в другую команду. Отправитесь в сопки. Там бань нету.
Далась ему эта баня.
— А телефон?
— Что?
— Я говорю, позвонить оттуда можно?
— Какие в тундре телефоны, чукча еврейская. Стать в строй!
Первая неделя службы прошла сносно. Наш лагерь разбили в десяти километрах от поселка. В голой тундре. Мы сами установили палатки. Построили кухню, соорудили туалеты. Продуктов было мало, но выручали домашние запасы. Привезенная с собой водка согревала. Скрашивала длинные, холодные вечера. Через две недели пятьдесят человек, оторванные от привычного уклада и отправленные в сопки, стали потихоньку сходить с ума. Целыми днями свободные от дежурств на кухне и в штабной палатке «партизаны» дулись в карты. Играли на деньги, форму, выпивку. Бренчали на гитарах, ругались. Иногда доходило до драк. Молотили друг друга без крови и ожесточения. Так, чтобы согреться и размять кости. В поселок ходить запрещалось. Убежать в самоволку не было возможности. Дежурные кадровые офицеры не смыкая глаз следили, чтобы весь личный состав оставался на месте. Похоже, это была главная военно-стратегическая задача наших учений. От безделья мы часами лениво слонялись вокруг лагеря.
Как-то по палаткам прошел слух что рядом, в сопках, полным-полно золотого корня (Rhodiola rosea). И что этот корень— лучшее средство для мужской потенции. Сначала народ оживился. Затем слегка одурел. Потом — тронулся окончательно. Весь лагерь бросился собирать корешки, сушить их и складывать в рюкзаки, сумки, чемоданы. Самые нетерпеливые начали подготовку к встрече с женами и подругами заблаговременно. Сутки напролет они дули чай с Rhodiola rosea, от чего ходили с бешеными глазами и оттопыренными ширинками. В разных головах крутились одни и те же мысли:
а) женщины;
б) женщины;
в) как бы попасть на большую землю, на худой конец — в лазарет. Там должны быть женщины.
Двоим это удалось. Они успешно симулировали дизентерию. Причем сделали это неоднократно, открыто и гласно, в присутствии двух старших офицеров и военврача, на гражданке служившего то л и санитаром, то ли ветеринаром. Как оказалось впоследствии — сельским учителем зоологии.
Теоретически шансов вырваться на свободу у меня было больше, чем у моих товарищей по несчастью. Но только теоретически. Секретный номер командующего, бережно зашитый в китель, не давал никаких преимуществ без возможности позвонить по этому самому номеру. А позвонить было неоткуда. Старенькая радиорелейная станция Р-405, которой в экстренных случаях пользовался наш комбат, не включалась в коммутатор поселковой связи. Конечно, можно было позвонить из бани, куда нас однажды по недосмотру командования возили на помывку, но телефон там несколько месяцев временно не работал.
Связь. Связь. Связь. Не проходило и дня, чтобы я не думал о возможности связаться по телефону. Но как? Решение пришло неожиданно. Как-то во время заготовки золотого корня я зашел в сопки чуть дальше положенного и обнаружил местную воздушную линию связи. Столбы с натянутыми проводами гудели в каких-нибудь двух километрах от нашего лагеря. Я не кричал «эврика». Это выглядело бы жалким плагиатом, но уже вечером в штабной палатке я докладывал комбату и старшим офицерам «План обеспечения надежной связи с большой землей».
