— Спасибо вам обоим, — произнесла она слабым голосом. — Вы спасли мне жизнь.
Джессика улыбнулась во весь рот. Несмотря на долгие, изнуряющие часы бессонной ночи, которую она провела у постели Энни, она была полна воодушевления и неистощимой энергии.
Вскоре появился доктор Хэмонд, дружелюбный и бодрый. Он сразу поднял шторы, и солнечный свет хлынул в комнату золотым потоком.
— Так-так, — произнес он, подходя к пациентке и проверяя ее пульс. — Что же здесь произошло?
— Вы мой врач? — спросила Энни, глядя на него снизу вверх.
— Как выяснилось, вовсе не я, — улыбнулся доктор Хэмонд. — Я только ассистент. Вот они, ваши врачи, все трое.
— Почему? — удивилась Энни. Доктор шутливо развел руками.
— А как же вы ухитрились так быстро поправиться?
— Еще не совсем, — улыбнулась Энни.
Доктор тоже улыбнулся в ответ.
— Значит, скоро поправитесь совсем. Только помните, у вас такие заботливые друзья, не огорчайте их больше.
— Не беспокойтесь, — смущенно сказала Энни. — Я никогда этого не забуду.
— Как вы себя чувствуете?
— Не знаю. Слабость. И есть хочется.
— Есть, вы говорите? Ну, это совсем хорошо. Сейчас вам принесут завтрак, — весело сказал доктор.
Но Энни уже не слушала его. Мигая и щурясь, она смотрела на открывшуюся дверь, не в силах понять, кто там стоит в тени коридора.
— Мам? — неуверенно произнесла она.
Миссис Уитмен стремительно ворвалась в комнату и бросилась к дочери, раскрыв объятия.
— Да, дорогая, это я! Слава Богу, ты вернулась к нам!
Мона Уитмен присела на край постели, смеясь и плача от счастья, и слезы струились по ее щекам.
Энни бросила взгляд в проем распахнутой двери. Но там больше никого не было. Затем перевела глаза на мать, на ее элегантный голубой костюм, гладкие белые руки, сжимавшие ей запястья, на ее прекрасное лицо. Мать и дочь неотрывно глядели друг на друга, словно встретились впервые в жизни. Наконец Энни прервала молчание.
— А где… ну, сама знаешь… — спросила она и снова взглянула на пустой проем.
— Джонни больше не придет, родная, — ответила миссис Уитмен, глядя на дочь ясными спокойными глазами, и погладила ее по щеке.
— Не придет? — повторила Энни, и лицо ее просияло.
— Забудь о нем, — ответила мать. — Мы теперь всегда будем вдвоем — ты и я.
— У вас что-то случилось, мам?
— Ах, дорогая, на меня как будто крыша свалилась! Когда я узнала… когда это произошло… Я ведь даже понятия не имела, что такое возможно! Я вдруг поняла, насколько мы далеки друг от друга. Прости свою маму, девочка! Я надеюсь, ты сможешь простить свою слепую, эгоистичную мать!
И вдруг Энни приподнялась с подушки и села, обхватив обеими руками шею матери. Только теперь, чувствуя, что сильные мамины руки держат ее, она поняла, как дорога жизнь.
— Прости, мама, — заплакала она. — Я люблю тебя!
— Я знаю, дорогая, — отозвалась миссис Уитмен, осторожно укладывая дочь на подушку. — Я тоже очень люблю тебя.
— Как я могла такое натворить, мам? — вдруг спросила она.
— Ты бы не стала, если бы я была рядом, — вздохнула Мона Уитмен.
Заметив, что Энни пора отдохнуть, доктор Хэмонд подошел к постели.
— Думаю, на сегодня нам достаточно волнений, — сказал он. — Моей пациентке надо позавтракать, и после того, я надеюсь, она поспит.
— Пожалуйста, доктор, — умоляющим тоном прервала его Энни. — Еще минуточку, Джессика… Рики!
Джессика и Рики подошли к ней.
— Послушайте, я хочу опять поблагодарить вас, что вы вытащили меня… оттуда. Я только теперь начала понимать, что наделала. И мне хочется, чтобы вы знали: я смогу теперь обойтись и без команды болельщиц. Элизабет говорила мне, что не стоит придавать этому слишком большое значение. Это верно, Лиз! У меня просто не было ничего более важного, а теперь есть! — Она улыбнулась, счастливо глядя на мать.
— Как же так! Мы так ждем твоего возвращения в команду! — опешила Джессика.
— Конечно! — подхватил Рики.
— Не надо, — сказала Энни.
— Знаешь, что! — вскинулась Джессика. — Если ты откажешься, я тоже уйду!
— Уйдешь? Джессика, ты? Капитан? Нет-нет, тебе нельзя уходить, — горячо возразила Энни.
— Ясно, нельзя, — согласилась Джессика. — Но это мое последнее слово!
— Последнее слово — это сейчас очень кстати, — вступил в разговор доктор Хэмонд. — Думаю, на сегодня все уже сказано. Впрочем, к вечеру можно будет прийти опять.
— До свидания, Лиз, — сказала Энни. — До свидания, Джес, Рики… Мам, до свидания!
По дороге к лифту Джессика повернула к Элизабет сияющее лицо и сказала:
— А знаешь, я ведь тоже ужасно хочу есть. Давай заедем куда-нибудь по дороге?
— Ну что же, — отозвалась Элизабет. — Ты честно заработала сегодня свои оладьи со всеми вкусностями. Я плачу! Ха, Джес, ты была неподражаема!
— Правда?
— Ну!
— Тогда рули в харчевню. А по дороге расскажешь поподробнее, как я выглядела. И не вздумай что-нибудь пропустить!
Элизабет рассмеялась.
— Ты, как всегда, в своем амплуа, Джес!
Во второй половине дня близнецы и Рики снова пришли в больницу, где их встретила улыбающаяся Энни, которая уже не лежала, а сидела, почти такая же красивая, как прежде.
— Мама уже приходила и принесла мне вот это кимоно, — радостно сообщила она. — Классное, да?
— Отличное, — согласилась Элизабет.
— Ну, раз у нее есть такое красивое кимоно, — сказал Рики, — ей вряд ли понравится вот это.
Он держал в руках большую картонную коробку, перевязанную алой лентой.
— Это что? — в нетерпении спросила Энни, широко раскрыв глаза.
— Нет, это теперь для тебя недостаточно шикарно, — поддразнила Джессика.
— Показывай немедленно, что это такое, иначе я закричу! — шутливо пригрозила Энни.
Рики поставил коробку на постель, и руки Энни немедленно атаковали алый бант. Отбросив ленту в сторону, она сняла крышку.
— 0-0-о-й!
Да, это был именно он — красно-белый свитер болельщицы школы Ласковой Долины.
Энни замерла на несколько мгновений, словно боясь коснуться его. И вдруг стремительно схватила и прижала к груди. Затем стала рассматривать со всех сторон на расстоянии вытянутой руки.
— Рики, выйди на минутку, — попросила она.
— Что?