Предчувствие мне не понравилось.
К счастью или к несчастью, городские стражники не обратили внимания на обоих шпионов. Те, кому вменено в долг охранять порядок на городских улицах, тоже привыкли ничего не замечать.
Им тоже так гораздо проще.
Ибо если стражник видит правонарушение, но ничего не делает, то тем самым он нарушает свой долг; его совесть становится нечиста, а товарищи начиняют косо на него поглядывать – ведь даже самый нерадивый человек становится праведником, когда речь заходит об ошибках других.
Но ежели стражник ничего не видит, то его и не в чем винить, даже если город погряз в коррупции, грабеже и обмане. Чем крупнее город, тем больше в нем преступлений и тем меньше замечает городская стража.
Как гласит пословица, если бы правители выполняли свои обязанности – простым людям пришлось бы жить счастливо.
2
Алиса Шталь добралась до деревянной лестницы, что возносила над площадью террасу чайханы. Девушка бросила вверх быстрый, неуверенный взгляд, желая убедиться, что движется в верном направлении, и вновь опустила глаза.
Она выглядела такой легкой и невесомой, а передвигалась плавно, словно бестелесный дух; сложно было поверить, что это ее робкие ножки заставляют деревянные ступени скрипеть и плакать, как десятка два струнных инструментов.
Взять, например, Франсуаз – она высокая, почти вровень мне, к тому же носит оружие и доспехи. Тем не менее, когда моя партнерша поднималась по этой: лестнице, ступени не издали не единого скрипа.
Такова судьба женщин, подобных Алисе Шталь: чем более тихими и незаметными хочется им быть, тем больше от них шума и неприятностей.
Она едва не выбила миску из рук писца, и лишь выработанная годами цепкость пальцев спасла его вареный рис с кусочками мяса.
– О-о, – произнес я.
Само собой меня взволновала вовсе не сохранность риса, купленного государственным служащим.
– Или твоя зазноба сбежала из-под венца, – пробормотала Франсуаз, – или это лавочник, с лотка которого она стащила горсть фиников.
Как принято говорить в философских трактатах и в самом деле.
Узкая улочка, из которой не так давно выползли два соглядатая, стала местом появления следующего персонажа.
Высокий, с резкими чертами лица, он напоминал бы сторожевую собаку. Однако в собаке – даже самой злобной – всегда есть нечто доброе или, по крайней мере, благородное.
Новый человек был лишен подобных качеств.
Он не таился, подобно двоим шпионам. Бросив взгляд через городскую площадь, незнакомец обнаружил Алису Шталь и решительно направился к ней. Единственное, что ему еще оставалось сделать – это протянуть руку и торжествующе выкликнуть:
– Вот она!
Человек носил неприметную одежду, которая не могла принадлежать ни одному из городских сословий. Она ничего не говорила о своем обладателе, но позволяла ему затеряться в толпе столь же эффективно, как негодяю на каторжной галере.
Однако сейчас неизвестный не собирался прятаться; он спешил через толпу и уже успел дважды получить зонтиком от одной старой кухарки.
Долбани его сейчас молнией архангел – он бы и то не заметил.
– Алиска становится популярной, – хмыкнула Франсуаз, наблюдая за незнакомцем. – Может, она заразила его сына венерической болезнью?
Алиса Шталь оставалась в таком же неведении относительно происходящего, как благостная старая дева об устройстве мужских половых органов.
Она подошла к нашему столику и только тогда подняла глаза.
Улыбка Алисы всегда была обворожительной – если кому-то нравится девушка в стиле «защити меня, любимый».
Упаси бог!
Обворожительная улыбка сползла с лица Алисы, как кожа с тела обмороженного.
Философическая девица встретилась глазами с демонессой.
Изучая алхимию, я столкнулся с тем общеизвестным фактом, что если смешать то, чего смешивать нельзя, могут произойти серьезные неприятности.
Но никакая алхимия не в состоянии вызвать такой взрыв, как два скрещенных женских взгляда.
Надо сказать, что Франсуаз давно простила Алису за то, что та имела бесстыдство быть моей старой знакомой. Демонесса не видела соперницы в поедательнице книжной пыли.
Иное дело Алиса.
Посмотрев на меня, она только окинула меня взглядом. Это свойственно женщинам; мужчин они почти не рассматривают – если речь не идет о рынке рабов или таверне со стриптизом. Алиса удостоверилась в том, что я наличествую на надлежащем мне месте – и тут же переключилась на мою спутницу.
Если мужчина так пристально смотрит на женщину, то либо получает по морде, либо они тут же начинают трахаться.
Если одна женщина смотрит так на другую, необходимо спешно тащить бочку с ледяной водой, чтобы их разнимать. Или сразу копать блиндаж.
Сложно сказать, что более возмутило Алису – сильное, крепкое тело Франсуаз или то сколь значительная его часть видна из-под полудоспеха.
Такие женщины, как Алиса, полагают – раз сами они не следят за своей внешностью, то и все остальные должны выглядеть, как ожившая половая тряпка.
Однако девушки, окружавшие Алису, отчего-то так не считали. Рядом с эффектными, уверенными в себе красотками философиня ощущала себя высохшим осенним листом и еще более погружалась в себя.
Френки она возненавидела.
В первое мгновение мне показалось, что причина этого в зависти и чувстве ущербности, которые тихая замухрышка всегда испытывает перед лицом броской красавицы.
Однако почти сразу же я понял, что это не так.
Франсуаз вызвала ненависть Алисы не тем, что являлась воплощением всех качеств, которых лишила себя философиня, таких, как красота, сексуальность и бьющая через край энергия.
Франсуаз сидела за одним столиком со мной, и этого оказалось достаточно.
Посылая мне свиток с просьбой о встрече, Алиса Шталь, по всей видимости, робко предполагала, что мы проведем с ней тихое утро, вспоминая об ушедших днях и сожалея об утраченных возможностях.
Алиса обожает сожалеть об утраченных возможностях; при этом она скорее повесится, чем пошевельнет пальцем для их реализации.
Франсуаз оказалась столь же к месту в этих печально-романтических фантазиях, как и муха в супе.
Батальная сцена обещала быть чрезвычайно интересной, тем более что я надежно укрылся за блюдцем с круассанами.
Однако на сей раз небеса смилостивились над Алисой Шталь. По всей видимости, судьба сочла, что философиня и без того выпестовала для себя слишком много неприятностей, чтобы посылать ей еще одну.