— Ничего, — ответил он Силльфорсу. — Они придут завтра.
И завершил разговор.
Однако с Ёраном Силльфорсом все не так просто. Болтун из болтунов, он любил поговорить о чем угодно, но больше всего о себе самом. Он был из тех, кого называют «трещотками» и «базарными бабами», кого порой хочется убить, чтобы заставить замолкнуть. Где-то в глубине души Силльфорс, конечно, осознавал свой недостаток, но это ничего не меняло. Он научился говорить, не делая между словами пауз, чтобы никто не мог его оборвать.
И сейчас Ёрану действительно было что рассказать жителям Пиили-ярви. Полиция подозревает, что Вильма и Симон убиты. Следователи уже беседовали с Хьорлейфуром Арнарсоном, который, по-видимому, знает больше, чем говорит. Для начала Силльфорс набрал номер бывшего коллеги своего кузена, который тоже жил в Пиили-ярви.
Вероятно, он и не подозревал о роковых последствиях этого разговора.
Выслушав Ёрана, бывший коллега его кузена надел куртку и вышел прогуляться.
Теперь и ему было о чем рассказать соседям.
В половине первого Анна-Мария Мелла и Ребекка Мартинссон возвратились в полицейский участок.
— Думаю, стоит поискать пропавшую дверь на озере, — рассуждала Анна-Мария, выходя из машины. — Но надо подождать. Сейчас лед слишком непрочный, несмотря на толщину почти в полметра, и выходить на него опасно. Интересно, сможет ли Кристер с помощью Тинтин найти ее?
Мелла задумалась.
— Конечно, сможет, — ответила она сама себе спустя некоторое время. — Не удивлюсь, если эта собака варит ему кашу по утрам.
— А что у него с лицом? — неожиданно спросила Ребекка.
— Не знаю, — пожала плечами Анна-Мария. — Но я слышала, хотя и не от него самого…
Тут Мелла замолчала и вытаращила глаза, словно на что-то страшное. Проследив за ее взглядом, Ребекка увидела братьев Крекула, остановивших машину возле полицейского участка и сейчас направлявшихся к ним через парковку.
У Анны-Марии что-то сжалось внутри. Лицо покраснело от гнева и страха. Она сразу же подумала о Йенни.
— Я всего лишь хотел сообщить тебе, — сказал Туре Крекула, приблизившись, — что мы намерены рассказать твоему шефу, как ты преследуешь кое-кого из жителей Пиили-ярви.
— Каким образом… — начала Анна-Мария.
— Речь идет о твоем отношении к людям, — продолжал Крекула. — Ты разъезжаешь по поселку, демонстрируя всем свою власть, а потом человек чувствует себя оболганным. Нас много здесь таких, и каждый готов подписаться под жалобой твоему шефу.
— Так пишите, — кивнула Анна-Мария, глядя в упор на Туре Крекула. — Что, много эсэмэс приходит в последнее время?
— Достаточно, — лениво проговорил Туре, не опуская глаз.
Так они и смотрели друг на друга, пока Ребекка не дернула Меллу за рукав:
— Идем же.
И тут она поймала взгляд Яльмара Крекула. Тот стоял, опершись на плечо младшего брата. Они с Мелла смотрели друг на друга, словно два охотника, каждый со своим бультерьером на поводке.
Наконец Ребекке все же удалось увести Анну-Марию прочь. Туре сбросил с плеча руку Яльмара.
— Поехали? — спросил его тот.
Туре сплюнул на снег.
— Шлюха, — сказал он, наблюдая, как Анна-Мария исчезает за дверью полицейского участка.
Тут зазвонил мобильный Туре, и он некоторое время молча слушал, что ему говорили.
— Поехали, — кивнул он наконец. — Нам предстоит навестить Хьорлейфура Арнарсона.
Сейчас я рядом с Анни у озера. На финских санках она добралась почти до самого берега. Солнце уже скрылось за вершинами деревьев, а на озеро опустился туман. С противоположного берега Анни слышит крик зайца, похожий на плач младенца. Сейчас он звучит зловеще. Должно быть, бедного зверька схватила лиса. В пору спаривания зайцы становятся такими неосторожными…
«Иногда за любовь приходится платить жизнью», — думает Анни.
И в этот самый момент она замечает, что рядом с ней кто-то стоит. Это ее сестра Кертту Крекула. Она тоже подъехала сюда на финских санках и смотрит на озеро.
— Ты не должна была разговаривать с полицией, — говорит Кертту. — Зачем ты впустила ее?
Анни молчит. Я пытаюсь втиснуться между сестрами, но мне что-то мешает.
Анни не поворачивает головы. Сейчас она видит перед собой другую Кертту, молодую и красивую. С тех пор прошло, в сущности, не так много времени, всего-то каких-нибудь шестьдесят лет…
Она помнит май сорок третьего года. Шестнадцатилетняя Кертту бродит по дому с бигуди в волосах и ждет Исака Крекула, который собирался заехать за ней на грузовике. Еще далек тот день, когда она будет оплакивать своего пропавшего в лесу сына. Исаку всего двадцать два года, но он уже владеет бюро перевозок с восемью автомобилями и нанимает рабочих. Вот уже несколько лет он герой, которым гордится деревня. В «зимнюю» и советско-финскую войны[17]он доставлял грузы через границу немецким и финским войскам.
Было о чем ему вспомнить, когда вернулся домой! Исак сидел на кухне и говорил, что дело Финляндии — это наше дело. Конечно, он несколько преувеличивал, хотя, вероятно, имел на это право. Его угощали кофе и выпечкой и смеялись, когда он рассказывал, какие шутки шутил со шведскими и финскими солдатами, чтобы поднять их боевой дух. Он ведь свободно говорит на обоих языках, как, впрочем, и все в деревне. «И вот я приехал в Куусамо, — вспоминал он. — Как же там было холодно, ребята! И голодно! „Ну, — сказал я, — теперь русские точно отморозят себе задницы“. Мы разгружали еду, табак и оружие и смеялись до слез».
А потом сельчане включали радиоприемники и слушали вести с фронта. А женщины вязали для героев-добровольцев варежки, носки и свитера. Одежду отдавали Исаку, он ведь рассказывал, что солдаты чуть ли не дрались из-за теплых вещей, поминали добрым словом женщин из его деревни и горячо их благодарили.
— Они еще спрашивали меня, не мог бы я в следующий раз прихватить с собой пару незамужних девушек, — шутил Исак.
Работы у него становилось все больше, денег тоже прибывало. И до зимы сорок третьего никто не упрекнул его ни в чем.
Но вот под Сталинградом немцам изменило воинское счастье. И если когда-то министр иностранных дел Швеции Гюнтер утверждал, что его страна должна следовать примеру Финляндии, то теперь ошибочность этого мнения стала очевидна всем. Швеция повернулась лицом к союзникам. И дело Финляндии, которую объявили немецкой марионеткой, перестало быть «нашим делом».
Добровольцев больше не считали героями. При встрече с ними на улице люди замолкали и отворачивались в сторону. Исак по-прежнему возил грузы через границу, однако перестал устраивать посиделки на кухне. Теперь, отправляясь в путешествие, он брал с собой Кертту. Они сошлись, когда ей исполнилось четырнадцать и она стала самой миловидной девушкой в деревне. Водилась с кавалерами и ничего не делала по дому, за что Анни иногда хотелось ее отшлепать. Теперь Исак почти совсем не заходил к ним, просто останавливался на дороге, когда забирал Кертту. Папа Матти отворачивался и недовольно ворчал, когда девушка, наскоро попрощавшись, выбегала навстречу жениху. Отец ловил рыбу и возделывал огород, чем и обеспечивал семью. Ему становилось стыдно, когда дочь приходила домой в новом платье, которое подарил ей Исак, с новой шалью на плечах или приносила домой кусок парфюмированного мыла. Анни с матерью выглядели просто нищенками рядом с ней. И если бы обстановка в их доме не была столь убогой, кто знает, может, Кертту и не бегала бы хвостом за своим Исаком. Но что здесь Матти мог поделать?
