Я также посетил агентов, сдающих дома внаем в этом районе, и обнаружил ту самую фирму, «Николс и Эллисон», через которую был арендован дома номер двадцать три по Мейплвуд-авеню. Я сказал, будто слышал, что дом сдается и хочу его снять, если он освободится, и под этим предлогом выудил очень важные сведения у младшего партнера, мистера Эллисона.
Оказывается, нынешний съемщик арендовал виллу на очень короткий срок, всего на месяц, и должен выехать в начале октября, через неделю. Полагаю, Уотсон, отсюда мы можем сделать вывод, что, каким бы бесчестным делом ни был занят мистер Уэзерби, он предполагает закончить его к этому сроку. Это также означает, что у нас мало времени, – вскоре птичка вылетит из клетки. Поэтому нужно вернуться в Хэмпстед сегодня же днем.
* * *
Как только ленч был закончен, мы переоделись. Мой наряд состоял из фланелевой рубашки, жилета, плисовых штанов, лысых на коленях, и старого пиджака, изрядно вытертого на локтях, с засаленными обшлагами. Несмотря на заверения Холмса, что почтенный мистер Смоллвуд примерно моей комплекции, в талии он явно был значительно толще. Пришлось стянуть штаны крепким кожаным ремнем, который Холмс извлек из своего гардероба. Что касается ботинок, которые были мне изрядно велики, то я вышел из положения, набив носы скомканной бумагой, хотя и после этого обувка мойщика окон доставляла мне немалые неудобства.
Поразительно все-таки, как простое переодевание может изменить социальный статус человека. Надев одолженный Холмсом наряд и шапку мистера Смоллвуда, я посмотрелся в высокое зеркало и нашел, что выгляжу уже не респектабельным представителем медицинского сообщества, а мастеровым самого низкого пошиба. Не очень-то уютно становится при мысли, что покрой одежды или обувь способны произвести в тебе такие разительные перемены.
По-видимому, Холмса подобные мысли не мучили. Он выбрал из своего обширного маскарадного гардероба одежки, очень похожие на мою, дополнив наряд франтоватым платком в красную крапинку, который небрежно повязал на шее.
По моему настоянию поверх поношенного платья мы надели пальто. Не мог же я, респектабельный врач, появиться в таком виде на Бейкер-стрит, рискуя тем, что меня узреют соседи? Холмс, безразличный к мнению окружающих, не разделял моих опасений. Я не раз видел, как он приходит и уходит из нашей квартиры одетый самым причудливым образом, то в облачении священника-нонконформиста, то в старушечьей шали и чепце.
Однако теперь он, пусть и нехотя, согласился на мою просьбу, и, накинув пальто, мы отправились в кэбе во двор мистера Смоллвуда в Хэмпстеде. Там нас ждал со всем снаряжением сам владелец фирмы, занимающейся мытьем окон, жизнерадостный толстяк.
Снаряжение – пара стремянок, которые можно было соединить в одну длинную лестницу, тряпки и лоскуты замши – было погружено в ручную тележку, к которой сверх того подвесили два ведра с водой, качавшихся на крюках сзади. Как будто тележка и так не была достаточно приметной, на обоих бортах красовалась выведенная большими белыми буквами надпись «Джо Смоллвуд и сын, Поттерз-Ярд, Хит-стрит».
Оставив наши пальто на попечении старшего и младшего Смоллвудов, мы с Холмсом под насмешливыми взглядами отца и сына, которые забавлялись от души, покатили тележку в гору, к Мейплвуд-авеню.
Честно говоря, я был не в восторге от нашего предприятия, в отличие от Холмса, который явно получал от него удовольствие. Он залихватски заломил набок шапку и насвистывал мелодию довольно вульгарной песенки из репертуара мюзик-холлов, которая стала популярна среди низших классов благодаря Мари Ллойд[31].
К тому времени, как мы добрались до Мейплвуд-авеню, я немало претерпел из-за ботинок мистера Смоллвуда. К тому же от непривычных усилий, которые приходилось прилагать, чтобы толкать тяжело груженную тележку в гору, у меня так сильно разболелись руки, что я дважды был вынужден просить Холмса замедлить темп.
Между нами было условлено, что я буду держать стремянку, а Холмс заберется на нее, чтобы заглянуть в комнаты, когда будет протирать окна. По словам доктора Эгера, спальня, где он осматривал молодую леди, находилась в передней части дома, слева от двери, так что Холмс занялся в первую очередь именно этим окном.
Однако, когда мы установили стремянку, я с немалой досадой увидел, что усилия наши потрачены впустую. Заглянуть в комнату мешали плотно задернутые шторы.
Я как раз собирался сказать об этом Холмсу, но он уже залез на стремянку с ведром в руке. Проявляя такую ловкость и сноровку, словно всю жизнь этим занимался, он начал мыть стекла.
Едва он покончил с верхней частью окна, как распахнулась парадная дверь и на пороге появился мужчина.
Я ни минуты не сомневался, что это Джосайя Уэзерби, поскольку его большая темная борода и обветренное лицо подходили под описание, которое дал нам доктор Эгер. Было ясно, что Уэзерби очень рассержен.
– Какого черта вы там делаете? – спросил он с сильным американским акцентом, обращаясь к Холмсу, стоявшему на верхушке стремянки.
– А как по-вашему, хозяин? – парировал Холмс, продолжая полировать стекло замшей.
– Спускайтесь немедленно! – потребовал бородач, и лицо его побагровело от ярости. – Я не приказывал мыть окна.
Холмс последний раз прошелся замшей по стеклу, прежде чем спуститься со стремянки.
– Это номер двадцать три, не так ли? – осведомился он с хорошо разыгранным недоумением. – Дом мистера Аткинсона? У меня заключен договор с мистером Аткинсоном, по которому я подрядился мыть окна в последнюю пятницу каждого месяца, а это как раз сегодня.
– Наверно, мистер Аткинсон снимал этот дом прежде, – пробурчал Уэзерби, который был еще сердит, но немного смягчился, услышав объяснение. – Я понятия не имел о таком договоре, иначе непременно расторг бы его.
– Значит, вы не хотите, чтобы вам мыли окна, хозяин? – спросил Холмс.
– Да, не хочу, ни теперь, ни в будущем! Немедленно уходите!
– Так-то оно так, – проговорил Холмс обиженно, – но после того, как мы тащились в гору, толкая эту тележку от самого Поттерз-Ярда, негоже отсылать нас назад с пустыми руками.
Уэзерби, которому не терпелось от нас отделаться, вынул из кармана флорин и сунул его Холмсу, приказав:
– А теперь убирайтесь и прихватите с собой вашу чертову стремянку.
Холмс дотронулся до шапки, но не успел ничего ответить, так как Уэзерби скрылся в доме, захлопнув за собой дверь. Правда, я видел, что он стоял в эркере и злобно следил за тем, как мы грузим вещи в тележку и отправляемся с ней восвояси.
Я подождал, пока мы выйдем на улицу, прежде чем поведать о своем разочаровании:
