– Простите, что я вас недослушал, – вызывающе сказал он. – Вы, кажется, хотели продемонстрировать свое ясновидение?
– Друзья, – помолчав, сказала Машенька, чуть улыбаясь, – какого вы мнения о моем поведении в первый день, даже в первый час нашего пребывания на острове?
Я искренне оценил это поведение на пятерку и выразил свое восхищение железной выдержкой и мужеством, с каким Машенька вышла из невероятно трудного положения.
Антон высказался менее лирично. Он полагал, что десяток собравшихся вместе чертей не могли бы так взбаламутить компанию мирных и тихих людей, как это ухитрилась сделать Машенька. Однако он признал, что в этой достаточно острой ситуации главный врач санатория держала себя с редким самообладанием.
– Вы все ошибаетесь, – спокойно подытожила Машенька. – Я перетрусила, как мышь. Я была почти уверена, что меня выпорют ремнем, и надеялась только на счастливый случай и… на Зайчика. Я сразу заметила, что он…
– Ну! – нетерпеливо потребовал Антон.
– Меня уважает, – закончила Машенька. – А почему вы…
Я приложил палец к губам, Машенька запнулась и едва заметно кивнула. Антон, который уткнулся носом в песок и замер в ожидании расплаты за неосторожную реплику, облегченно вздохнул. Машенька продолжала:
– И теперь открою вам один секрет, друзья: если бы в тот момент вы проявили твердость и настояли на немедленном возвращении, я вынуждена была бы уступить. Так приказал Иван Максимович. Потапыч знал все. По первому же моему знаку он готов был отравиться на лодке за катером, и спустя несколько часов вы оказались бы в настоящем санатории. Да, не удивляйтесь! Это в пяти километрах, на острове Сосновка. Там были приготовлены для вас места, и там вас ждали. Я просто плакала от радости, что вы решили остаться!
– Недурно, – проговорил Антон. – Ослы мы первостатейные, ничего не скажешь. Хотя теперь, пожалуй, с этим не согласится даже Раков. Однако скажите, мадонна: зачем вам лично понадобилась вся эта робинзонада? Только для того, чтобы научить Прыг-скока доить корову?
– Хотите знать правду? – Машенька смущенно улыбнулась. – Вы – первая моя научная работа, моя тема, понимаете?
– «Олег, не будь ретроградом, в науке каждый идет своим путем!» – процитировал я.
Машенька засмеялась.
– Это я говорила в кабинете, я думала, что вы корреспондент. Ох, как страшно было! Если бы не Иван Максимович, мою тему на ученом совете подняли бы на смех. А он поверил и сказал «да». Я побывала в районных поликлиниках и сделала выписки из историй болезни. У многих действительно была сильно расшатана нервная система. Кроме Антона, конечно, у которого вместо нервов – капроновые нитки. Я знала, что Лев Иванович страдает сильными головными болями, что бессонница у Ладьи приняла хроническую форму, а Станислав Сергеевич очень раздражителен.
Но я была убеждена, что труд и сон на свежем воздухе лучше любых ванн излечивают нервную систему, и мне было радостно видеть, как крепко спят и наливаются силами мои любимые робинзончики…
– Это я могу подтвердить! – послышался сверху голос Шурика. – Мы с Игорем Тарасовичем сейчас боксировали, и он так двинул меня в подбородок, что до сих пор звенит в ушах! Поднимайтесь наверх, Раков приглашает всех к столу. Миша, Антон, целуйте Машеньку, Потапыч сказал, что ей сегодня двадцать пять лет!
Машенька укоризненно посмотрела на Шурика. Мы церемонно пожали ей руку.
– Не устроить ли нам по этому поводу небольшой сабантуй? – предложил я, одеваясь.
– Посмейте только, – сердито сказала Машенька. – Подумаешь, событие, каких-то жалких двадцать пять лет.
Антон согласился, что событие, безусловно, не из тех, которые влияют на ход истории, но мое предложение поддержал. Машенька взмолилась, пыталась спорить, но было уже поздно: к нам сомкнутой колонной приближался весь наличный состав коммуны. Слышались приветственные клики. Мы не позволили Машеньке убежать и заставили ее испить чашу до дна. Борис произнес речь, в которой высокопарно назвал Машеньку «королевой Острова Веселых Робинзонов» и перечислил ее заслуги. Затем он преподнес августейшей особе искусно вырезанную из дерева коровенку с надписью «АЗОКЮЛГ». Игорь Тарасович подарил королеве свою книгу «В поисках каменного века», Ксения Авдеевна – вязаную кофточку – продукт трехнедельного труда, а Зайчик – боксерские перчатки. Юрик и Шурик вручили Машеньке отличную авторучку, но Прыг-скок вовремя заметил пропажу и поднял скандал, после чего преподнес авторучку сам.
Едва ли не до слез всех растрогал Шницель. Пес, с которым Антон быстро провел соответствующую работу, жалобно скуля, положил к Машенькиным ногам свое величайшее сокровище – чуть начатую кость. Видя, что сердце у пса буквально обливается кровью, Машенька великодушно возвратила подарок, и Шницель, не тратя времени даром, тут же умчался подальше от этого опасного места.
Едва мы уселись за стол, как Борис провозгласил:
– Трепещите, любители сенсаций! Сейчас Зайчик всех нас пошлет в нокаут: у него в колодце охлаждается бутылка шампанского!
Мы зааплодировали, а Машенька благодарно кивнула чрезвычайно польщенному Зайчику. Спустя минуту он уже священнодействовал над заветной бутылкой.
– Стаканы, держите стаканы! – суетясь, кричали Юрик и Шурик. – А то сейчас как брызнет! Ух, как брызнет! Берегись!
– Что такое? – тупо спросил Раков.
– Ну и шутник же вы, Зайчик! – неодобрительно проговорил Прыг-скок.
Не в силах дать оценку этому сверхъестественному факту, Зайчик оторопело смотрел, как Машенькин стакан наполняется самым обыкновенным молоком.
– Му-у-у, – тихо протянул Шурик.
Зайчик поставил на стол бутылку и с глубоким подозрением посмотрел на братьев, которые тут же выпучили на него свои блестящие глаза.
– Где шампанское? – грозно спросил Зайчик.
Братья дружно замотали головами и неожиданно начали подмигивать Прыг-скоку.
– Что вы хотите сказать своими глупыми знаками? – возмутился Прыг-скок. – Уж не то ли, что я украл шампанское?
Братья охотно закивали, а Шурик восторженно шепнул:
– Ох, и ловкач же вы, Станислав Сергеевич!
– Даже смешно! – Прыг-скок засмеялся искусственным смехом. – Какая нелепость!
Юрик обиженно повел плечами, поднялся и извлек из-под полы пиджака Прыг-скока пропавшую бутылку шампанского. Над столом пронесся стон.
– Я… не я… – пролепетал Прыг-скок, растерянно глядя на Зайчика, стоявшего в самой угрожающей позе.
– Стыдно, Станислав Сергеевич, – сурово сказал Юрик. – А еще известный артист, заслуженный! Из-за вас могли пострадать ни в чем не повинные порядочные люди. Правда, Шурик?
– Угу, – промычал Шурик, набивая рот свежим теплым хлебом.
– Вот салаки! – восхитился Потапыч. – И смотрят еще, воблы сушеные! Да я сам видел, как они бутылку пустую молоком наливали, а потом настоящую товарищу Прыг-скоку подложили!